Скачать бесплатно аудиокурсы иностранных языков | ||||||||||||||||||||||
|
Глава VIПаншин громко и решительно взял первые аккорды сонаты (он играл вторую руку), но Лиза не начинала своей партии. Он остановился и посмотрел на нее. Глаза Лизы, прямо на него устремленные, выражали неудовольствие; губы ее не улыбались, все лицо было строго, почти печально. - Что с вами? - опросил он. - Зачем вы не сдержали своего слова? - сказала она. - Я вам показала кантату Христофора Федорыча под тем условием, чтоб вы не говорили ему о ней. - Виноват, Лизавета Михайловна, - к слову пришлось. - Вы его огорчили - и меня тоже. Теперь он и мне доверять не будет. - Что прикажете делать, Лизавета Михайловна? От младых ногтей не могу видеть равнодушно немца: так и подмывает меня его подразнить. - Что вы это говорите, Владимир Николаич! Этот немец - бедный, одинокий, убитый человек - и вам его не жаль? Вам хочется дразнить его? Паншин смутился. - Вы правы, Лизавета Михайяовна, - промолвил он. - Всему виною - моя вечная необдуманность. Нет, не возражайте мне; я себя хорошо знаю. Много зла мне наделала моя необдуманность. По ее милости я прослыл за эгоиста. Паншин помолчал. С чего бы ни начинал он разговор, он - обыкновенно кончал тем, что говорил о самом себе, я это выходило у него как-то мило и мягко, задушевно, словно невольно. - Вот и в вашем доме, - продолжал он, - матушка ваша, конечно, ко мне благоволит - она такая добрая; вы... впрочем, я не знаю вашего мнения обо мне; зато ваша тетушка просто меня терпеть не может. Я ее тоже, должно быть, обидел каким-нибудь необдуманным, глупым словом. Ведь она меня не любит, не правда ли? - Да, - произнесла Лиза с небольшой запинкой, - вы ей не нравитесь. Паншин быстро провел пальцами по клавишам; едва заметная усмешка скользнула по его губам. - Ну, а вы? - промолвил он, - я вам тоже кажусь эгоистом? - Я вас еще мало знаю, - возразила Лиза, - но я вас не считаю за эгоиста; я, напротив, должна быть благодарна вам... - Знаю, знаю, что вы хотите сказать, - перебил ее Паншин и снова пробежал пальцами по клавишам, - за ноты, за книги, которые я вам приношу, за плохие рисунки, которыми я украшаю ваш альбом, и так далее, и так далее. Я могу все это делать - я все-таки быть эгоистом. Смею думать, что вы не скучаете со мною и что вы не считаете меня за дурного человека, но все же вы полагаете, что я - как, бишь, это сказано? - для красного словца не пожалею ни отца, ни приятеля. - Вы рассеянны и забывчивы, как все светские люди, - промолвила Лиза, - вот и все. Паншин немного нахмурился. - Послушайте, - сказал он, - не будемте больше говорить обо мне; станемте разыгрывать нашу сонату. Об одном только прошу я вас, - прибавил он, разглаживая рукою листы лежавшей на пюпитре тетради, - думайте обо мне что хотите, называйте меня даже эгоистом - так и быть! но не называйте меня светским человеком: эта кличка мне нестерпима... Anch'io sono pittore [6]. Я тоже артист, хотя плохой, и это, а именно то, что я плохой артист, - я вам докажу сейчас же на деле. Начнем же. - Начнем, пожалуй, - сказала Лиза. Первое adagio прошло довольно благополучно, хотя Паншин неоднократно ошибался. Свое и заученное он играл очень мило, но разбирал плохо. Зато вторая часть сонаты - довольно быстрое allegro - совсем не пошла: на двадцатом такте Паншин, отставший такта на два, не выдержал и со смехом отодвинул свой стул. - Нет! - воскликнул он, - я не могу сегодня играть; хорошо, что Лемм нас не слышал; он бы в обморок упал. Лиза встала, закрыла фортепьяно и обернулась к Паншину. - Что же мы будем делать? - спросила она. - Узнаю вас в этом вопросе! Вы никак не можете сидеть сложа руки. Что ж, если хотите, давайте рисовать, пока еще не совсем стемнело. Авось другая муза - муза рисования - как, бишь, ее звали? позабыл... будет ко мне благосклоннее. Где ваш альбом? Помнится, там мой пейзаж не кончен. Лиза пошла в другую комнату за альбомом, а Паншин, оставшись один, достал из кармана батистовый платок, потер себе ногти и посмотрел, как-то сносясь, на свои руки. Они у него были очень красивы и белы; на большом пальце левой руки носил он винтообразное золотое кольцо. Лиза вернулась; Паншин уселся к окну, развернул альбом. - Ага! - воскликнул он, - я вижу, вы начали срисовывать мой пейзаж - и прекрасно. Очень хорошо! Вот тут только - дайте-ка карандаш - не довольно сильно положены тени. Смотрите. И Паншин размашисто проложил несколько длинных штрихов. Он постоянно рисовал один и тот же пейзаж: на первом плане большие растрепанные деревья, в отдаленье поляну и зубчатые горы на небосклоне. Лиза глядела через его плечо на его работу. - В рисунке, да и вообще в жизни, - говорил Паншин, сгибая голову то направо, то налево, - легкость и смелость - первое дело. В это мгновение вошел в комнату Лемм и, сухо поклонившись, хотел удалиться; но Паншин бросил альбом и карандаш в сторону и преградил ему дорогу. - Куда же вы, любезный Христофор Федорыч? Разве вы не остаетесь чай пить? - Мне домой, - проговорил Лемм угрюмым голосом, - голова болит. - Ну, что за пустяки, - останьтесь. Мы с вами поспорим о Шекспире. - Голова болит, - повторял старик. - А мы без вас принялись было за бетговенскую сонату, - продолжал Паншин, любезно взяв его за талию и светло улыбаясь, - но дело совсем на лад не пошло. Вообразите, я не мог две ноты сряду взять верно. - Вы бы опять спел сфой романце лутчи, - возразил Лемм, отводя руки Паншина, и вышел вон. Лиза побежала вслед за ним. Она догнала его на крыльце. - Христофор Федорыч, послушайте, - сказала она ему по-немецки, провожая его до ворот по зеленой короткой травке двора, - я виновата перед вами - простите меня. Лемм ничего не отвечал. - Я показала Владимиру Николаевичу вашу кантату; я была уверена, что он ее оценит, - и она, точно, очень ему понравилась. Лемм остановился. - Это ничего, - оказал он по-русски и потом прибавил на родном своем языке: - но он не может ничего понимать; как вы этого не видите? Он дилетант - и все тут! - Вы к нему несправедливы, - возразила Лиза, - он все понимает, и сам почти все может сделать. - Да, все второй нумер, легкий товар, спешная работа. Это нравится, и он нравится, и сам он этим доволен - ну и браво. А я не сержусь, эта кантата и я - мы оба старые дураки; мне немножко стыдно, но это ничего. - Простите меня, Христофор Федорыч, - проговорила снова Лиза. - Ничего, ничего, - повторил он опять по-русски, - вы добрая девушка... А вот кто-то к вам идет. Прощайте. Вы очень добрая девушка. И Лемм уторопленным шагом направился к воротам, в которые входил какой-то незнакомый ему господин, в сером пальто и широкой соломенной шляпе. Вежливо поклонившись ему (он кланялся всем новым лицам в городе О...; от знакомых он отворачивался на улице - такое уж он положил себе правило), Лемм прошел мимо и исчез за забором. Незнакомец с удивлением посмотрел ему вслед и, вглядевшись в Лизу, подошел прямо к ней. Глава VII- Вы меня не узнаете, - промолвил он, снимая шляпу, - а я вас узнал, даром что уже восемь лет минуло с тех пор, как я вас видел в последний раз. Вы были тогда ребенком. Я Лаврецкий. Матушка ваша дома? Можно ее видеть? - Матушка будет очень рада, - возразила Лиза, - она слышала о вашем приезде.
|
Скачать бесплатно книги Толстого | ||||||||||||||||||||||