Играть в on-line игры для девочек | ||||||||||||||||||||||
|
- Никак нет-с. Есть бурмистер, Михаила Викулов, а приказчика нету. - Так управляющий есть? - Как же, есть: немец, Линдамандол, Карло Карлыч - только он не распоряжается. - Кто ж у вас распоряжается? - Сама барыня. - Вот как!.. Что ж, у вас в конторе много народу сидит? Малый задумался. - Шесть человек сидит. - Кто да кто? - спросил я. - А вот кто: сначала будет Василий Николаевич, главный кассир; а то Петр конторщик, Петров брат Иван конторщик, другой Иван конторщик; Коскенкин Наркизов, тоже конторщик, я вот, - да всех и не перечтешь. - Чай, у вашей барыни дворни много? - Нет, не то чтобы много... - Однако сколько? - Человек, пожалуй что, полтораста набежит. Мы оба помолчали. - Ну что ж, ты хорошо пишешь? - начал я опять. Малый улыбнулся во весь рот, кивнул головой, сходил в контору и принес исписанный листок. - Вот мое писанье, - промолвил он, не переставая улыбаться. Я посмотрел; на четвертушке сероватой бумаги красивым и крупным почерком был написан следующий ПРИКАЗ ОТ ГЛАВНОЙ ГОСПОДСКОЙ ДОМОВОЙ АНАНЬЕВСКОЙ КОНТОРЫ БУРМИСТРУ МИХАЙЛЕ ВИКУЛОВУ, № 209. "Приказывается тебе немедленно по получении сего разыскать: кто в прошлую ночь, в пьяном виде и с неприличными песнями, прошел по Аглицкому саду и гувернантку мадам Энжени француженку разбудил и обеспокоил? и чего сторожа глядели, и кто сторожем в саду сидел и таковые беспорядки допустил? О всем вышепрописанном приказывается тебе в подробности разведать и немедленно конторе донести. Главный конторщик Николай Хвостов". К приказу была приложена огромная гербовая печать с надписью: "Печать главной господской ананьевской конторы", а внизу стояла приписка: "В точности исполнить. Елена Лоснякова". - Это сама барыня приписала, что ли? - спросил я. - Как же-с, сами: оне всегда сами. А то и приказ девствовать не может. - Ну, что ж, вы бурмистру пошлете тот приказ? - Нет-с. Сам придет да прочитает. То есть ему прочтут; он ведь грамоте у нас не знает. (Дежурный опять помолчал.) А что-с, - прибавил он, ухмыляясь, - ведь хорошо написано-с? - Хорошо. - Сочинял-то, признаться, не я. На то Коскенкин мастер. - Как?.. Разве у вас приказы сперва сочиняются? - А то как же-с? Не прямо же набело писать. - А сколько ты жалованья получаешь? - спросил я. - Тридцать пять рублев и пять рублев на сапоги. - И ты доволен? - Известно, доволен. В контору-то у нас не всякий попадает. Мне-то, признаться, сам Бог велел: у меня дядюшка дворецким служит. - И хорошо тебе? - Хорошо-с. Правду сказать, - продолжал он со вздохом, - у купцов, например, то есть, нашему брату лучше. У купцов нашему брату оченно хорошо. Вот к нам вечор приехал купец из Венева, - так мне его работник сказывал... Хорошо, неча сказать, хорошо. - А что, разве купцы жалованья больше назначают? - Сохрани Бог! Да он тебя в шею прогонит, коли ты у него жалованья запросишь. Нет, ты у купца живи на веру да на страх. Он тебя и кормит, и поит, и одевает, и все. Угодишь ему - еще больше даст... Что твое жалованье! не надо его совсем... И живет-то купец по простоте, по-русскому, по-нашенскому: поедешь с ним в дорогу, - он пьет чай, и ты пей чай; что он кушает, то и ты кушай. Купец... как можно: купец не то, что барин. Купец не блажит; ну, осерчает - побьет, да и дело с концом. Не мозжит, не шпыняет... А с барином беда! Все не по нем: и то нехорошо, и тем не угодил. Подашь ему стакан с водой или кушанье: "Ах, вода воняет! ах, кушанье воняет!" Вынесешь, за дверью постоишь да принесешь опять: "Ну вот, теперь хорошо, ну вот, теперь не воняет". А уж барыни, скажу вам, а уж барыни что!.. или вот еще барышни!.. - Федюшка! - раздался голос толстяка в конторе. Дежурный проворно вышел. Я допил стакан чаю, лег на диван и заснул. Я спал часа два. Проснувшись, я хотел было подняться, да лень одолела; я закрыл глаза, но не заснул опять. За перегородкой в конторе тихонько разговаривали. Я невольно стал прислушиваться. - Тэк-с, тэк-с, Николай Еремеич, - говорил один голос, - тэк-с. Эвтого нельзя в расчет не принять-с; нельзя-с, точно... Гм! (Говорящий кашлянул.) - Уж поверьте мне, Гаврила Антоныч, - возразил голос толстяка, - уж мне ли не знать здешних порядков, сами посудите. - Кому же и знать, Николай Еремеич: вы здесь, можно сказать, первое лицо-с. Ну, так как же-с? - продолжал незнакомый мне голос. - Чем же мы порешим, Николай Еремеич? Позвольте полюбопытствовать. - Да чем порешим, Гаврила Антоныч? От вас, так сказать, дело зависит: вы, кажется, не охотствуете. - Помилуйте, Николай Еремеич, что вы-с? Наше дело торговое, купецкое; наше дело купить. Мы на том стоим, Николай Еремеич, можно сказать. - Восем рублей, - проговорило расстановкою толстяк. Послышался вздох. - Николай Еремеич, больно много просить изволите. - Нельзя, Гаврила Антоныч, иначе поступить; как перед Господом Богом говорю, нельзя. Наступило молчание. Я тихонько приподнялся и посмотрел сквозь трещину в перегородке. Толстяк сидел ко мне спиной. К нему лицом сидел купец, лет сорока, сухощавый и бледный, словно вымазанный постным маслом. Он беспрестанно шевелил у себя в бороде и очень проворно моргал глазами и губами подергивал. - Удивительные, можно сказать, зеленя в нынешнем году-с, - заговорил он опять, - я все ехал да любовался. От самого Воронежа удивительные пошли, первый сорт-с, можно сказать. - Точно, зеленя недурны, - отвечал главный конторщик, - да ведь вы знаете, Гаврила Антоныч, осень всклочет, а как весна захочет. - Действительно так, Николай Еремеич: все в Божьей воле; совершенную истину изволили сказать... А никак ваш гость-то проснулся-с. Толстяк обернулся... прислушался... - Нет, спит. А впрочем, можно, того... Он подошел к двери. - Нет, спит, - повторил он и вернулся на место. - Ну, так как же, Николай Еремеич? - начал опять купец. - Надо дельце-то покончить... Так уж и быть, Николай Еремеич, так уж и быть, - продолжал он, беспрерывно моргая, - две сереньких и беленькую вашей милости, а там (он кивнул головой на барский двор) шесть с полтиною. По рукам, что ли? - Четыре сереньких, - отвечал приказчик. - Ну, три! - Четыре сереньких без беленькой. - Три, Николай Еремеич. - С половиной три и уж ни копейки меньше. - Три, Николай Еремеич. - И не говорите, Гаврила Антоныч. - Экой несговорчивый какой, - пробормотал купец. - Этак я лучше сам с барыней покончу. - Как хотите, - отвечал толстяк, - давно бы так. Что, в самом деле, вам беспокоиться?.. И гораздо лучше! - Ну, полно, полно, Николай Еремеич. Уж сейчас и рассердился! Я ведь эфто так сказал. - Нет, что ж в самом деле... - Полно же, говорят... Говорят, пошутил. Ну, возьми свои три с половиной, что с тобой будешь делать. - Четыре бы взять следовало, да я, дурак, поторопился, - проворчал толстяк. - Так там, в доме-то, шесть с половиною-с, Николай Еремеич, - за шесть с половиной хлеб отдается? - Шесть с половиной, уж сказано. - Ну, так по рукам, Николай Еремеич (купец ударил своими растопыренными пальцами по ладони конторщика). И с Богом! (Купец встал.) Так я, батюшка Николай Еремеич, теперь пойду к барыне-с и об себе доложить велю-с, и так уж я и скажу: Николай Еремеич, дескать, за шесть с полтиною-с порешили-с. - Так и скажите, Гаврила Антоныч. - А теперь извольте получить.
|
Скачать бесплатно рефераты и курсовые | ||||||||||||||||||||||