Отцы и дети Иван Сергеевич Тургенев Страница: 6

Павел Петрович строго нахмурил брови, а Николай Петрович смутился.

- Здравствуй, Фенечка, - проговорил он сквозь зубы.

- Здравствуйте-с, - ответила она негромким, но звучным голосом и, глянув искоса на Аркадия, который дружелюбно ей улыбался, тихонько вышла. Она ходила немножко вразвалку, но и это к ней пристало.

На террасе в течение нескольких мгновений господствовало молчание. Павел Петрович похлебывал свой какао и вдруг поднял голову.

- Вот и господин нигилист к нам жалует, - промолвил он вполголоса.

Действительно, по саду, шагая через клумбы, шел Базаров. Его полотняное пальто и панталоны были запачканы в грязи; цепкое болотное растение обвивало тулью21 его старой круглой шляпы; в правой руке он держал небольшой мешок; в мешке шевелилось что-то живое. Он быстро приблизился к террасе и, качнув головою, промолвил:

- Здравствуйте, господа; извините, что опоздал к чаю, сейчас вернусь; надо вот этих пленниц к месту пристроить.

- Что это у вас, пиявки? - спросил Павел Петрович.

- Нет, лягушки.

- Вы их едите или разводите?

- Для опытов, - равнодушно проговорил Базаров и ушел в дом.

- Это он их резать станет, - заметил Павел Петрович. - В принсипы не верит, а в лягушек верит.

Аркадий с сожалением посмотрел на дядю, и Николай Петрович украдкой пожал плечом. Сам Павел Петрович почувствовал, что сострил неудачно, и заговорил о хозяйстве и о новом управляющем, который накануне приходил к нему жаловаться, что работник Фома "дибоширничает" и от рук отбился. "Такой уж он Езоп, - сказал он между прочим, - всюду протестовал себя22 дурным человеком; поживет и с глупостью отойдет".

Глава VI

Базаров вернулся, сел за стол и начал поспешно пить чай. Оба брата молча глядели на него, а Аркадий украдкой посматривал то на отца, то на дядю.

- Вы далеко отсюда ходили? - спросил наконец Николай Петрович.

- Тут у вас болотце есть, возле осиновой рощи. Я взогнал штук пять бекасов,23 ты можешь убить их, Аркадий.

- А вы не охотник?

- Нет.

- Вы собственно физикой занимаетесь? - спросил в свою очередь Павел Петрович.

- Физикой, да; вообще естественными науками.

- Говорят, германцы в последнее время сильно успели по этой части.

- Да, немцы в этом наши учители, - небрежно отвечал Базаров.

Слово "германцы" вместо "немцы" Павел Петрович употребил ради иронии, которой, однако, никто не заметил.

- Вы столь высокого мнения о немцах? - проговорил с изысканною учтивостью Павел Петрович. Он начинал чувствовать тайное раздражение. Его аристократическую натуру возмущала совершенная развязность Базарова. Этот лекарский сын не только не робел, он даже отвечал отрывисто и неохотно, и в звуке его голоса было что-то грубое, почти дерзкое.

- Тамошние ученые дельный народ.

- Так, так. Ну, а об русских ученых вы, вероятно, не имеете столь лестного понятия?

- Пожалуй, что так.

- Это очень похвальное самоотвержение, - произнес Павел Петрович, выпрямляя стан и закидывая голову назад. - Но как же нам Аркадий Николаич сейчас сказывал, что вы не признаете никаких авторитетов? Не верите им?

- Да зачем же я стану их признавать? И чему я буду верить? Мне скажут дело, я соглашаюсь, вот и все.

- А немцы все дело говорят? - промолвил Павел Петрович, и лицо его приняло такое безучастное, отдаленное выражение, словно он весь ушел в какую-то заоблачную высь.

- Не все, - ответил с коротким зевком Базаров, которому явно не хотелось продолжать словопрение.

Павел Петрович взглянул на Аркадия, как бы желая сказать ему: "Учтив твой друг, признаться".

- Что касается до меня, - заговорил он опять, не без некоторого усилия, - я немцев, грешный человек, не жалую. О русских немцах я уже не упоминаю: известно, что это за птицы. Но и немецкие немцы мне не по нутру. Еще прежние туда-сюда; тогда у них были - ну, там Шиллер,24 что ли, Гётте 25... Брат вот им особенно благоприятствует... А теперь пошли все какие-то химики да материалисты...

- Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта, - перебил Базаров.

- Вот как, - промолвил Павел Петрович и, словно засыпая, чуть-чуть приподнял брови. - Вы, стало быть, искусства не признаете?

- Искусство наживать деньги, или нет более геморроя! - воскликнул Базаров с презрительною усмешкой.

- Так-с, так-с. Вот как вы изволите шутить. Это вы все, стало быть, отвергаете? Положим. Значит, вы верите в одну науку?

- Я уже доложил вам, что ни во что не верю; и что такое наука - наука вообще? Есть науки, как есть ремесла, звания; а наука вообще не существует вовсе.

- Очень хорошо-с. Ну, а насчет других, в людском быту принятых, постановлений вы придерживаетесь такого же отрицательного направления?

- Что это, допрос? - спросил Базаров.

Павел Петрович слегка побледнел... Николай Петрович почел должным вмешаться в разговор:

- Мы когда-нибудь поподробнее побеседуем об этом предмете с вами, любезный Евгений Васильич; и ваше мнение узнаем, и свое выскажем. С своей стороны, я очень рад, что вы занимаетесь естественными науками. Я слышал, что Либих26 сделал удивительные открытия насчет удобрений полей. Вы можете мне помочь в моих агрономических работах: вы можете дать мне какой-нибудь полезный совет.

- Я к вашим услугам, Николай Петрович; но куда нам до Либиха! Сперва надо азбуке выучиться и потом уже взяться за книгу, а мы еще аза в глаза27 не видали.

"Ну, ты, я вижу, точно нигилист", - подумал Николай Петрович.

- Все-таки позвольте прибегнуть к вам при случае, - прибавил он вслух. - А теперь нам, я полагаю, брат, пора пойти потолковать с приказчиком.

Павел Петрович поднялся со стула.

- Да, - проговорил он, ни на кого не глядя, - беда пожить этак годков пять в деревне, в отдалении от великих умов! Как раз дурак дураком станешь. Ты стараешься не забыть того, чему тебя учили, а там - хвать! - оказывается, что все это вздор, и тебе говорят, что путные люди этакими пустяками больше не занимаются и что ты, мол, отсталый колпак.28 Что делать! Видно, молодежь, точно, умнее нас.

Павел Петрович медленно повернулся на каблуках и медленно вышел; Николай Петрович отправился вслед за ним.

- Что, он всегда у вас такой? - хладнокровно спросил Базаров у Аркадия, как только дверь затворилась за обоими братьями.

- Послушай, Евгений, ты уже слишком резко с ним обошелся, - заметил Аркадий. - Ты его оскорбил.

- Да, стану я их баловать, этих уездных аристократов! Ведь это все самолюбие, львиные привычки,29 фатство.30 Ну, продолжал бы свое поприще в Петербурге, коли уж такой у него склад... А впрочем, бог с ним совсем! Я нашел довольно редкий экземпляр водяного жука, Dytiscus marginatus, знаешь? Я тебе его покажу.

- Я тебе обещался рассказать его историю, - начал Аркадий.

- Историю жука?

- Ну, полно, Евгений. Историю моего дяди. Ты увидишь, что он не такой человек, каким ты его воображаешь. Он скорее сожаления достоин, чем насмешки.

- Я не спорю; да что он тебе так дался?

- Надо быть справедливым, Евгений.

- Это из чего следует?

- Нет, слушай...

И Аркадий рассказал ему историю своего дяди. Читатель найдет ее в следующей главе.

Глава VII

Павел Петрович Кирсанов воспитывался сперва дома, так же как и младший брат его Николай, потом в Пажеском корпусе.31 Он с детства отличался замечательною красотой; к тому же он был самоуверен, немного насмешлив и как-то забавно желчен - он не мог не нравиться. Он начал появляться всюду, как только вышел в офицеры. Его носили на руках, и он сам себя баловал, даже дурачился, даже ломался; но и это к нему шло. Женщины от него с ума сходили, мужчины называли его фатом и втайне завидовали ему. Он жил, как уже сказано, на одной квартире с братом, которого любил искренно, хотя нисколько на него не походил. Николай Петрович прихрамывал, черты имел маленькие, приятные, но несколько грустные, небольшие черные глаза и мягкие жидкие волосы; он охотно ленился, но и читал охотно, и боялся общества. Павел Петрович ни одного вечера не проводил дома, славился смелостию и ловкостию (он ввел было гимнастику в моду между светскою молодежью) и прочел всего пять-шесть французских книг. На двадцать восьмом году от роду он уже был капитаном; блестящая карьера ожидала его. Вдруг все изменилось.

Весь его домик состоял из шести крошечных комнат. Одна из них, та, куда он привел наших приятелей, называлась кабинетом. Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами; по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда,101 вензель из волос в ... Далее

Базаров держался в отдалении от этих "дрязгов", да ему, как гостю, не приходилось и вмешиваться в чужие дела. На другой день после приезда в Марьино он принялся за своих лягушек, за инфузории, за химические составы и все возился с ними. Аркадий, напротив, почел своею обязанностию если не помогать отцу, то, по крайней мере, показать вид, что он готов ему помочь. Он терпеливо его ... Далее

124 "...надо трудиться самому. И выходит, что Жан-Жак Руссо прав" . - Руссо Ж.-Ж. (1712-1778) - французский просветитель, демократ и гуманист, враг аристократии. В своей книге "Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми" (1755) противопоставлял современное ему общество "счастливой жизни людей" в "естественном" состоянии, вне ... Далее