Бесплатные книги Брэдбери | ||||||||||||||||||||||
|
Наконец, ей минуло семнадцать лет; оставаться ей далее в пансионе было невозможно. Я находился в довольно большом затруднении. Вдруг мне пришла благая мысль: выйти в отставку, поехать за границу на год или на два и взять Асю с собою. Задумано - сделано; и вот мы с ней на берегах Рейна, где я стараюсь заниматься живописью, а она... шалит и чудит по-прежнему. Но теперь я надеюсь, что вы не станете судить ее слишком строго; а она хоть и притворяется, что ей все нипочем, - мнением каждого дорожит, вашим же в особенности. И Гагин опять улыбнулся своей тихой улыбкой. Я крепко стиснул ему руку. - Все так, - заговорил опять Гагин, - но с нею мне беда. Порох она настоящий. До сих пор ей никто не нравился, но беда, если она кого полюбит! Я иногда не знаю, как с ней быть. На днях она что вздумала: начала вдруг уверять меня, что я к ней стал холоднее прежнего и что она одного меня любит и век будет меня одного любить... И при этом так расплакалась... - Так вот что... - промолвил было я и прикусил язык. - А скажите-ка мне, - спросил я Гагина: дело между нами пошло на откровенность, - неужели в самом деле ей до сих пор никто не нравился? В Петербурге видала же она молодых людей? - Они-то ей и не нравились вовсе. Нет, Асе нужен герой, необыкновенный человек - или живописный пастух в горном ущелье. А впрочем, я заболтался с вами, задержал вас, - прибавил он, вставая. - Послушайте, - начал я, - пойдемте к вам, мне домой не хочется. - А работа ваша? Я ничего не отвечал; Гагин добродушно усмехнулся, и мы вернулись в Л. Увидев знакомый виноградник и белый домик на верху горы, я почувствовал какую-то сладость - именно сладость на сердце: точно мне втихомолку меду туда налили. Мне стало легко после гагинского рассказа. Глава IXАся встретила нас на самом пороге дома; я снова ожидал смеха; но она вышла к нам вся бледная, молчаливая, с потупленными глазами. - Вот он опять, - заговорил Гагин, - и, заметь, сам захотел вернуться. Ася вопросительно посмотрела на меня. Я, в свою очередь, протянул ей руку и на этот раз крепко пожал ее холодные пальчики. Мне стало очень жаль ее; теперь я многое понимал в ней, что прежде сбивало меня с толку: ее внутреннее беспокойство, неуменье держать себя, желание порисоваться - все мне стало ясно. Я заглянул в эту душу: тайный гнет давил ее постоянно, тревожно путалось и билось неопытное самолюбие, но все существо ее стремилось к правде. Я понял, почему эта странная девочка меня привлекала: не одной только полудикой прелестью, разлитой по всему ее тонкому телу, привлекала она меня: ее душа мне нравилась. Гагин начал копаться в своих рисунках; я предложил Асе погулять со мною по винограднику. Она тотчас согласилась, с веселой и почти покорной готовностью. Мы спустились до половины горы и присели на широкую плиту. - И вам не скучно было без нас? - начала Ася. - А вам без меня было скучно? - спросил я. Ася взглянула на меня сбоку. - Да, - отвечала она. - Хорошо в горах? - продолжала она тотчас, - они высоки? Выше облаков? Расскажите мне, что вы видели. Вы рассказывали брату, но я ничего не слыхала. - Вольно ж вам было уходить, - заметил я. - Я уходила... потому что... Я теперь вот не уйду, - прибавила она с доверчивой лаской в голосе, - вы сегодня были сердиты. - Я? - Вы. - Отчего же, помилуйте... - Не знаю, но вы были сердиты и ушли сердитыми. Мне было очень досадно, что вы так ушли, и я рада, что вы вернулись. - И я рад, что вернулся, - промолвил я. Ася повела плечами, как это часто делают дети, когда им хорошо. - О, я умею отгадывать! - продолжала она, - бывало, я по одному папашину кашлю из другой комнаты узнавала, доволен ли он мной или нет. До того дня Ася ни разу не говорила мне о своем отце. Меня это поразило. - Вы любили вашего батюшку? - проговорил я и вдруг, к великой моей досаде, почувствовал, что краснею. Она ничего не отвечала и покраснела тоже. Мы оба замолкли. Вдали по Рейну бежал и дымился пароход. Мы принялись глядеть на него. - Что же вы не рассказываете? - прошептала Ася. - Отчего вы сегодня рассмеялись, как только увидели меня? - спросил я. - Сама не знаю. Иногда мне хочется плакать, а я смеюсь. Вы не должны судить меня... по тому, что я делаю. Ах, кстати, что это за сказка о Лорелее?13 Ведь это ее скала виднеется? Говорят, она прежде всех топила, а как полюбила, сама бросилась в воду. Мне нравится эта сказка. Фрау Луизе мне всякие сказки сказывает. У фрау Луизе есть черный кот с желтыми глазами... Ася подняла голову и встряхнула кудрями. - Ах, мне хорошо, - проговорила она. В это мгновенье долетели до нас отрывочные, однообразные звуки. Сотни голосов разом и с мерными расстановками повторяли молитвенный напев: толпа богомольцев тянулась внизу по дороге с крестами и хоругвями... - Вот бы пойти с ними, - сказала Ася, прислушиваясь к постепенно ослабевавшим взрывам голосов. - Разве вы так набожны? - Пойти куда-нибудь далеко, на молитву, на трудный подвиг, - продолжала она. - А то дни уходят, жизнь уйдет, а что мы сделали? - Вы честолюбивы, - заметил я, - вы хотите прожить не даром, след за собой оставить... - А разве это невозможно? "Невозможно", - чуть было не повторил я... Но я взглянул в ее светлые глаза и только промолвил: - Попытайтесь. - Скажите, - заговорила Ася после небольшого молчания, в течение которого какие-то тени пробежали у ней по лицу, уже успевшему побледнеть, - вам очень нравилась та дама... Вы помните, брат пил ее здоровье в развалине, на второй день нашего знакомства? Я засмеялся. - Ваш брат шутил; мне ни одна дама не нравилась; по крайней мере теперь ни одна не нравится. - А что вам нравится в женщинах? - спросила Ася, закинув голову, с невинным любопытством. - Какой странный вопрос! - воскликнул я. Ася слегка смутилась. - Я не должна была сделать вам такой вопрос, не правда ли? Извините меня, я привыкла болтать все, что мне в голову входит. Оттого-то я и боюсь говорить. - Говорите ради бога, не бойтесь, - подхватил я, - я так рад, что вы, наконец, перестаете дичиться. Ася потупилась и засмеялась тихим и легким смехом; я не знал за ней такого смеха. - Ну, рассказывайте же, - продолжала она, разглаживая полы своего платья и укладывая их себе на ноги, точно она усаживалась надолго, - рассказывайте или прочтите что-нибудь, как, помните, вы нам читали из "Онегина"... Она вдруг задумалась... Где нынче крест и тень ветвей Над бедной матерью моей! - проговорила она вполголоса. - У Пушкина не так, - заметил я. - А я хотела бы быть Татьяной, - продолжала она все так же задумчиво. - Рассказывайте, - подхватила она с живостью. Но мне было не до рассказов. Я глядел на нее, всю облитую ясным солнечным лучом, всю успокоенную и кроткую. Все радостно сияло вокруг нас, внизу, над нами - небо, земля и воды; самый воздух, казалось, был насыщен блеском. - Посмотрите, как хорошо! - сказал я, невольно понизив голос. - Да, хорошо! - так же тихо отвечала она, не смотря на меня. - Если б мы с вами были птицы, - как бы мы взвились, как бы полетели... Так бы и утонули в этой синеве... Но мы не птицы. - А крылья могут у нас вырасти, - возразил я. - Как так? - Поживите - узнаете. Есть чувства, которые поднимают нас от земли. Не беспокойтесь, у вас будут крылья.
|
Журналы про архитектуру и строительство скачать | ||||||||||||||||||||||