Нахлебник Иван Сергеевич Тургенев Страница: 10

ОЛЬГА (после долгого молчания). Стало быть... я ваша дочь... Но какие доказательства?..

КУЗОВКИН (с живостью). Доказательства? Помилуйте, Ольга Петровна, какие доказательства? У меня нет никаких доказательств? Да как бы я смел? Да если б не вчерашнее несчастье, да я бы, кажется, на смертном одре не проговорился, скорей бы язык себе вырвал! И как это я не умер вчера! Помилуйте! Ни одна душа до вчерашнего дня, Ольга Петровна, помилуйте... Я сам, наедине будучи, об этом думать не смел. После смерти вашего... батюшки... я было хотел бежать куда глаза глядят... виноват - не хватило силы - бедности испугался, нужды кровной. Остался, виноват... Но при вашей матушке, при покойнице, я не только говорить или что, едва дышать мог, Ольга Петровна. Доказательства! В первые-то месяцы я вашей матушки и не видал вовсе - оне к себе в комнату заперлись и, кроме Прасковьи Ивановны, горничной, никого до своей особы не допускали... а потом... потом я ее точно видал, но, вот как перед господом говорю, в лицо ей глядеть боялся... Доказательства! Да помилуйте, Ольга Петровна, ведь я все-таки не злодей какой-нибудь и не дурак - свое место знаю. Да если б не вы сами мне приказали... не смущайтесь, Ольга Петровна, помилуйте... О чем вы беспокоиться изволите? Какие тут доказательства! Да вы не верьте мне, старому дураку... соврал - вот и все... Я ведь точно иногда не знаю сам, что говорю... Из ума выжил... Не верьте, Ольга Петровна, вот и все. Какие доказательства!

ОЛЬГА. Нет, Василий Семеныч, я с вами лукавить не стану... Вы не могли... выдумать такую... Клеветать на мертвых - нет, это слишком страшно... (отворачивается.) Нет, я вам верю...

КУЗОВКИН (слабым голосом). Вы мне верите...

ОЛЬГА. Да... (Взглянув на него и содрогаясь.) Но это ужасно, это ужасно!.. (Быстро отходит в сторону.)

КУЗОВКИН (протягивая ей вслед руки). Ольга Петровна, не беспокойтесь... Я вас понимаю... Вам, с вашим образованием... а я, если б опять-таки не для вас, я бы сказал, что я такое... но я себя знаю хорошо... Помилуйте, или вы думаете, что я не чувствую всего... Ведь я вас люблю, как родную... Ведь, наконец, вы все-таки... (Быстро поднимается.) Не бойтесь, не бойтесь, у меня это слово не сойдет с языка... Позабудьте весь наш разговор, а я уеду сегодня, сейчас... Ведь мне теперь уже нельзя здесь оставаться, никак нельзя... Что ж, я и там за вас (у него навертываются слезы)... и везде за вас и за вашего супруга... а я, конечно, сам виноват лишился, можно сказать, последнего счастия... (Плачет.)

ОЛЬГА (в невыразимом волнении). Да что же это такое? Ведь он все-таки мой отец... (Оборачивается и видя, что он плачет.) Он плачет... не плачьте же, полноте... (Она подходит к нему.)

КУЗОВКИН (протягивая ей руку). Прощайте, Ольга Петровна...

ОЛЬГА тоже нерешительно протягивает ему руку - хочет принудить себя броситься ему на шею, но тотчас же с содроганьем отворачивается и убегает в кабинет. КУЗОВКИН остается на том же месте.

КУЗОВКИН (хватаясь за сердце). Боже мой, господи боже мой, что со мною делается?

ГОЛОС ЕЛЕЦКОГО (за дверью). Ты заперлась, Оля!.. Оля!..

КУЗОВКИН (приходит в себя). Кто это?.. Он... Да... Что бишь?..

ГОЛОС ЕЛЕЦКОГО. К нам господин Тропачев приехал. Je vous l'annonce... Оля, отвечай же мне... Василий Семенович, тут вы, что ли?

КУЗОВКИН. Точно так-с.

ГОЛОС ЕЛЕЦКОГО. А Ольга Петровна где?

КУЗОВКИН. Изволили выйти-с.

ГОЛОС ЕЛЕЦКОГО. А! Отоприте же мне.

КУЗОВКИН отпирает, входит ЕЛЕЦКИЙ.

ЕЛЕЦКИЙ (оглядываясь, про себя). Все это очень странно. (Кузовкину холодно и строго.) Вы уходите?

КУЗОВКИН. Точно так-с.

ЕЛЕЦКИЙ. А! Ну так чем же у вас разговор кончился?

КУЗОВКИН. Разговор... разговора собственно не было-с, а я у Ольги Петровны милостивого прощенья попросил.

ЕЛЕЦКИЙ. Ну, и она?

КУЗОВКИН. Оне изволили сказать, что более не гневаются... а я вот теперь ехать собираюсь.

ЕЛЕЦКИЙ. Ольга Петровна, следовательно, не переменила моего решенья?

КУЗОВКИН. Никак нет-с.

ЕЛЕЦКИЙ. Гм... Мне очень жаль... но вы понимаете сами, Василий Семеныч, что-о-о...

КУЗОВКИН. Как же-с, Павел Николаич, совершенно с вами согласен. Еще милостиво поступить со мной изволили. Покорнейше вас благодарю.

ЕЛЕЦКИЙ. Мне приятно видеть, что вы по крайней мере чувствуете свою вину. Итак - прощайте... Если что нужно будет, пожалуйста, не церемоньтесь... Я хотя и отдал старосте приказ - но вы можете во всякое время обратиться прямо ко мне...

КУЗОВКИН. Покорно благодарю-с. (Кланяется.)

ЕЛЕЦКИЙ. Прощайте, Василий Семеныч. А впрочем, погодите немного... Э-э-э-э... господин Тропачев к нам приехал - так вот он сейчас сюда войдет... я бы желал, чтобы вы при нем то же самое повторили - вот то, что вы мне сегодня поутру сказали...

КУЗОВКИН. Слушаю-с.

ЕЛЕЦКИЙ. Хорошо. (К входящему Тропачеву.) Mais venez donc - venez donc! (Тропачев подходит, рисуясь по обыкновению.) Ну, что, кто выиграл?

ТРОПАЧЕВ. Разумеется, я. А ваш бильярд удивительно хорош. Только представьте, господин Иванов отказался играть со мной! Говорит: у меня голова болит. Господин Иванов... и болит голова!! А? Et madame? Надеюсь, она здорова?

ЕЛЕЦКИЙ. Слава богу, - она сейчас придет.

ТРОПАЧЕВ (с любезной фамильярностью). А ведь послушайте, ваш приезд ведь это совершенное счастье для нашего брата степняка - хе-хе - une bonne fortune... (Оглядывается и замечает Кузовкина.) А, боже мой, - и вы тут?

КУЗОВКИН молча кланяется.

ЕЛЕЦКИЙ (громко Тропачеву, указывая подбородком на Кузовкину). Да... он сегодня ужасно сконфужен - вы понимаете - после вчерашней глупости - с самого вот утра у нас у всех прощенья просит.

ТРОПАЧЕВ. А! Видно, вино не свой брат?.. Что скажете? То-то.

КУЗОВКИН (не поднимая глаз). Виноват-с, совершенное безумие, можно сказать, нашло-с.

ЕЛЕЦКИЙ. Ну хорошо. (Входит из кабинета Прасковья Ивановна.) Чего тебе?

ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА (с поклоном Елецкому). Барыня вас к себе просят-с.

ЕЛЕЦКИЙ. Зачем?

ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА. Не могу знать-с.

ЕЛЕЦКИЙ. Скажи, что сейчас приду. (Тропачеву.) Вы позволите?

ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА уходит.

ТРОПАЧЕВ (качая головой). Э-эх, Павел Николаич, как вам не стыдно спрашивать... Ступайте, ради бога...

ЕЛЕЦКИЙ. Мы вас недолго заставим ждать.

Уходит. КУЗОВКИН, все время стоящий недалеко от двери залы, хочет воспользоваться этим мгновением и уйти.

ТРОПАЧЕВ (Кузовкину). Куда же вы, любезный, куда? Останьтесь, поболтаемте.

КУЗОВКИН. Мне нужно-с...

ТРОПАЧЕВ. Э, полноте, какая вам там нужда? Вы, может быть, стыдитесь... Что за пустяки! С кем этого не случается? (Берет его под руку и ведет н авансцену.) То есть постойте - я хочу сказать - с кем не случается выпить... а признаюсь, вы удивили нас вчера! Какое родство сыскал - а? Экая фантазия, подумаешь!

КУЗОВКИН. Больше по глупости-с.

ТРОПАЧЕВ. Оно та-ак, а все-таки удивительно. Почему именно: дочь? Чудеса! А ведь, признайтесь, вы бы от такой дочери не отказались? А? (Толкает его под бок.) Нет - говорите - а? (Карпачову.) У него губа не дура - а? Как ты думаешь?

КАРПАЧОВ смеется.

КУЗОВКИН (хочет отнять свою руку у Тропачева). Позвольте-с...

ТРОПАЧЕВ. А за что вы вчера так на нас рассердились... а? Нет, скажите.

КУЗОВКИН (отворачивая голову, вполголоса). Виноват-с.

ТРОПАЧЕВ. То-то же. Ну, бог вас простит... Так дочь? (Кузовкин молчит.) Послушайте, голубчик мой, что вы ко мне никогда не заедете? Я б вас угостил.

КУЗОВКИН. Разве для куражу. (Пьет и утирает лоб платком.) Итак-с, доложу вам-с, сельцо Ветрово, о котором вот теперь речь идет, сие сельцо досталось по прямой нисходящей линии от деда моего Кузовкина, максима-с, секунд-майора, может быть, изволите слыхать, - родным братьям, Максимовым сыновьям, родителю моему, Семену, и дяде моему родному, Никтополиону. Родитель мой, Семен, с братом своим родным, ... Далее

КУЗОВКИН (вздрагивает и снова погружается в дремотное состояние. Он говорит уже с трудом.) Кто? Я? Помилуйте! С чего вы это... ну, все равно. Я не сплю. Спят ночью - а теперь день. Разве теперь ночь? Я об Гангинместере говорю. Гангинместер этот - Гангинместер... Ган-гинместер - это мой настоящий враг. Мне говорят и то и то: нет, я говорю, Ган-гин-местер. Гангинместер - вот кто мне вредит. ... Далее

Все хохочут. КУЗОВКИН останавливается и с недоумением глядит кругом. ИВАНОВ подходит к нему, схватывает его за руку и говорит ему сквозь зубы: "Посмотри, что тебе на голову надели... ведь из тебя шута делают..." КУЗОВКИН поднимает руки к голове, ощупывает колпак, медленно опускает руки на лицо, закрывает глаза, вдруг начинает рыдать, бормоча сквозь слезы: "а что, за что, за ... Далее