Скачать журналы про дизайн интерьеров | ||||||||||||||||||||||
|
1 Вы не знаете, сколько сил в молодом возрасте (франц.). , 2 Вы бредите, мой дорогой, у Командора нет зубов, и он плюется на каждом слове. Я люблю молодые голоса (франц.). 3 Это из Штейбельта, не правда ли? Сыграйте мне Штейбельта! (франц.) * Грубую тяжеловесность немцев (франц.). s Слишком много пыла! слишком много воображения!.. (франц.) " Болонского желудочного бальзама (франц.). вимое, беспрерывное утекание времени, жизни... Кончилось все громовым ударом, и не только тех слов, которые бы разрешили нашу тайну, даже обычных предсмертных прощании мне не пришлось услышать от моей матушки! Только и осталось у меня в памяти что восклицание г. Ратча: "Сусанна Ивановна, извольте идти, мать вас благословить желает!", а потом бледная рука из-под тяжелого одеяла, дыхание мучительное, закатившийся глаз... О, довольно! довольно! С каким ужасом, с каким негодованием, с каким тоскливым любопытством я на следующий день и в день похорон смотрела на лицо моего отца... да, моего отца! в шкатулке покойницы, нашлись его письма. Мне показалось, что он побледнел немного и осунулся... а впрочем, нет! Ничего не шевельнулось в этой каменной душе. Точно так же, как и прежде, позвал он меня спустя неделю в кабинет; точно тем же голосом попросил читать: "Si vous le voulez bien, les observations sur L'histoire de France de Mably, a la page 74... la, ou nous avons ete interrompus" 1. И даже портрета матушки он не велел вынести! Правда, отпуская меня, он подозвал меня к себе и, дав вторично поцеловать свою руку, промолвил: "Suzanne, la mort de votre mere vous a privee de votre appui naturel; mais vous pourrez toujours compter sur ma protection"2, но тотчас же слегка пихнул меня в плечо другою рукой и, с обычным своим завастриванием губ, прибавил: "Allez, mon enfant"3. Я хотела было закричать ему: "Да ведь вы мой отец!", но я ничего не сказала и вышла. На другое утро, рано, я пошла на кладбище. Май месяц стоял тогда во всей красе цветов и листьев, и долго я сидела на свежей могиле. Я не плакала, не грустила; у меня одно вертелось в голове: "Слышишь, мама? Он хочет и мне оказывать покровительство!" И мне казалось, что мать моя не должна была оскорбиться тою усмешкой, которая невольно просилась мне на губы. Иногда я спрашиваю себя: что заставляло меня так настойчиво желать, добиваться - не признанья... куда! а хоть теплого родственного слова от Ивана Матвеича? Разве я не знала, что он был за человек и как мало он походил на то, чем в моих мечтаниях представлялся мне отец?.. Но я была так одинока, так одинока на земле! И потом все та же неотступная мысль не давала мне покоя: "Ведь она его любила? За что-нибудь она полюбила же его?" Прошло еще три года. Ничего не изменялось в нашей однообразной, заранее размеренной, рассчитанной жизни. Виктор подрастал. Я была старше его восемью годами и охотно занялась бы им, но г. Ратч этому воспротивился. Он приставил к нему няню, которая должна была строго наблюдать, чтобы ребенок не 1 Будьте любезны, "Заметки к истории Франции" Мабли, страница 74... там, где нас прервали (франц.). 2 Сюзанна, смерть матери лишила вас естественной опоры, но вы всегда можете рассчитывать на мое покровительство (франц.). 3 Идите, дитя мое (франц.). "баловался", то есть не допускать меня до него. Да и сам Виктор меня чуждался. Однажды г. Ратч пришел в мою комнату расстроенный, взволнованный, злобный. Уже накануне дошли до меня дурные слухи о моем вотчиме: люди толковали, будто он был уличен в утайке значительной суммы, во взятке с купца. - Вы можете помочь мне,- начал он, нетерпеливо постукивая пальцами по столу.- Подите попросите за меня Ивана Матвеича. - Попросить? с какой стати? о чем? - Походатайствуйте за меня... ведь я вам все-таки не чужой. Меня обвиняют... Ну, словом, я могу без хлеба остаться, да и вы тоже. - Но как же я к нему пойду? Как я стану его беспокоить? - Вот еще! Вы имеете право его беспокоить! - Какое же право, Иван Демьяныч? - Ну, не притворяйтесь... Вам он не может отказать по многим причинам. Неужели же вы меня не понимаете? Он нагло посмотрел мне в глаза, и я почувствовала, что щеки мои так и загорелись. Ненависть, презрение - поднялись во мне разом, хлынули волной, затопили меня. - Да, я понимаю вас, Иван Демьяныч,- ответила я ему наконец. Мой голос мне самой показался незнакомым.- И я не пойду к Ивану Матвеичу и не стану его просить. Без хлеба так без хлеба! Г-н Ратч дрогнул, стиснул зубы, сжал кулаки. - Ну, погоди же, царевна Меликитриса! - хрипло прошептал он.- Я тебе этого не забуду! В тот же день Иван Матвеич потребовал его к себе и, говорят, грозил ему тростью, тою самою тростью, которою некогда обменялся с дюком де Ларошфуко, кричал: "Вы суть подлец и мздолю-бец! Я вас поставлю наружу!" (Иван Матвеич почти совсем не умел говорить по-русски и презирал наше "грубое наречие", се jargon vulgaire et rude 1. Кто-то при нем сказал однажды: "Это само собою разумеется". Иван Матвеич пришел в негодование и часто потом приводил эту фразу как пример бессмыслицы и нелепости русского языка. "Что такое есть: само собою разумеется? - спрашивал он по-русски, напирая на каждый слог.- А почему же не с простотою: разумеется? и зачем: само собою?!") Иван Матвеич, однако, не прогнал г. Ратча, даже не лишил его места. Но мой вотчим сдержал слово: он мне этого не забыл. Я начинала замечать перемену в 'Иване Матвеиче. Он стал грустить, скучал, здоровье его пошатнулось. Его розовое свежее лицо пожелтело и сморщилось, один зуб спереди выпал. Он совсем перестал выезжать и прекратил введенные им приемные дни с угощением для крестьян, без участия духовенства-"sans le concours du clerge". В такие дни Иван Матвеич, с розаном в пет 1 Это грубое наречие черни (франц.). личке, выходил к крестьянам в залу или на балкон и, коснувшись губами серебряного стаканчика с водкой, держал им речь вроде следующей: "Вы довольны моими поступками, сколь и я доволен вашим усердствованием; сему радуюсь истинно. Мы все браты.; само рождение нас производит равными; пью ваше здравие!" Он кланялся им, и крестьяне кланялись ему в пояс, а не в землю, что было строго запрещено. Угощения продолжались по-прежнему, но Иван Матвеич уже не показывался своим подданным. Иногда он прерывал мое чтение восклицаниями: "La machine se detraque! Cela se gate!" I Самые глаза его, эти светлые каменные глаза, потускнели и словно уменьшились; он засыпал чаще прежнего и тяжело вздыхал во сне. Не изменилось лишь его обращение со мной; только прибавился оттенок рыцарской вежливости. Он, хоть и с трудом, но всякий раз вставал с кресла, когда я входила, провожал меня до двери, поддерживая меня рукой под локоть, и вместо Suzon стал звать меня то "та chere demoiselle" 2, TO "mon Antigone" 3. M. le Commandeur умер года два после кончины матушки: по-видимому, его смерть гораздо глубже поразила Ивана Матвеича. Ровесник исчез: вот что его смутило. И между тем единственная заслуга г. Командора в последнее время состояла только в том, что он всякий раз восклицал: "Bien joue, mal reussi!"4, когда Иван Матвеич, играя с г. Ратчем на биллиарде, давал промах или не попадал в лузу; да еще, когда Иван Матвеич обращался к нему за столом с вопросом вроде, например, следующего: "N'est-ce pas, M. le Commandeur, c'est Montesquieu qui a dit cela dans ses "Lettres Persanes?" Тот, иногда уронив ложку супу на свою манишку, глубокомысленно отвечал: "Ah, monsieur de Montesquieu? Un grand ecrivain, monsieur, un grand ecrivain4" Только однажды, когдаИванМатвеич сказал ему, что les theophilantropes ont eu pourtan du bon!7- старик взволнованным голосом воскликнул: "Monsieur de Kolon-touskoi! (он в двадцать пять лет не выучился выговаривать правильно имя своего патрона) Monsieur de Kolontouskoi! Leur fon-dateur, 1'instigateur de cette secte, ce La Peveillere Lepeaux, etait un bonnet rouge!" - "Non, поп,- говорил Иван Матвеич, ухмыляясь и переминая щепотку табаку,- des fleurs, des jeunes vier-ges, le culte de la Nature... ils ont eu du bon, ils ont du bon!.."8
|
Блоги и дневники | ||||||||||||||||||||||