Свидание Иван Сергеевич Тургенев Страница: 2

- А что, - начал он, продолжая глядеть куда-то в сторону, качая ногою и зевая, - давно ты здесь?

Девушка не могла тотчас ему отвечать.

- Давно-с, Виктор Александрыч, - проговорила она наконец едва слышным голосом.

- А! (Он снял картуз, величественно провел рукою по густым, туго завитым волосам, начинавшимся почти у самых бровей, и, с достоинством посмотрев кругом, бережно прикрыл опять свою драгоценную голову.) А я было совсем и позабыл. Притом, вишь, дождик! (Он опять зевнул.) Дела пропасть: за всем не усмотришь, а тот еще бранится. Мы завтра едем...

- Завтра? - произнесла девушка и устремила на него испуганный взор.

- Завтра... Ну, ну, ну, пожалуйста, - подхватил он поспешно и с досадой, увидев, что она затрепетала вся и тихо наклонила голову, - пожалуйста, Акулина, не плачь. Ты знаешь, я этого терпеть не могу. (И он наморщил свой тупой нос.) А то я сейчас уйду... Что за глупости - хныкать!

- Ну, не буду, не буду, - торопливо произнесла Акулина, с усилием глотая слезы. - Так вы завтра едете? - прибавила она после небольшого молчанья. - Когда-то Бог приведет опять увидеться с вами, Виктор Александрыч?

- Увидимся, увидимся. Не в будущем году - так после. Барин-то, кажется, в Петербурге на службу поступить желает, - продолжал он, выговаривая слова небрежно и несколько в нос, - а может быть, и за границу уедем.

- Вы меня забудете, Виктор Александрыч, - печально промолвила Акулина.

- Нет, отчего же? Я тебя не забуду: только ты будь умна, не дурачься, слушайся отца... А я тебя не забуду - не-ет. (И он спокойно потянулся и опять зевнул.)

- Не забывайте меня, Виктор Александрыч, - продолжала она умоляющим голосом. - Уж, кажется, я на что вас любила, все, кажется, для вас... Вы говорите, отца мне слушаться, Виктор Александрыч... Да как же мне отца-то слушаться...

- А что? (Он произнес эти слова как бы из желудка, лежа на спине и подложив руки под голову.)

- Да как же, Виктор Александрыч, - вы сами знаете...

Она умолкла. Виктор поиграл стальной цепочкой своих часов.

- Ты, Акулина, девка неглупая, - заговорил он наконец, - потому вздору не говори. Я твоего же добра желаю, понимаешь ты меня? Конечно, ты не глупа, не совсем мужичка, так сказать; и твоя мать тоже не всегда мужичкой была. Все же ты без образованья, - стало быть, должна слушаться, когда тебе говорят.

- Да страшно, Виктор Александрыч.

- И-и, какой вздор, моя любезная: в чем нашла страх! Что это у тебя, - прибавил он, подвинувшись к ней, - цветы?

- Цветы, - уныло отвечала Акулина. - Это я полевой рябинки нарвала, - продолжала она, несколько оживившись, - это для телят хорошо. А это вот череда - против золотухи. Вот поглядите-ка, какой чудный цветик; такого чудного цветика я еще отродясь не видала. Вот незабудки, а вот маткина-душка... А вот это я для вас, - прибавила она, доставая из-под желтой рябинки небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травкой, - хотите?

Виктор лениво протянул руку, взял, небрежно понюхал цветы и начал вертеть их в пальцах, с задумчивой важностью посматривая вверх. Акулина глядела на него... В ее грустном взоре было столько нежной преданности, благоговейной покорности и любви. Она и боялась-то его, и не смела плакать, и прощалась с ним, и любовалась им в последний раз; а он лежал, развалясь, как султан, и с великодушным терпеньем и снисходительностью сносил ее обожанье. Я, признаюсь, с негодованьем рассматривал его красное лицо, на котором сквозь притворно презрительное равнодушие проглядывало удовлетворенное, пресыщенное самолюбие. Акулина была так хороша в это мгновение; вся душа ее доверчиво, страстно раскрывалась перед ним, тянулась и ластилась к нему, а он... он уронил васильки на траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко в бронзовой оправе и принялся втискивать его в глаз; но, как он ни старался удержать его нахмуренной бровью, приподнятой щекой и даже носом - стеклышко все вываливалось и падало ему в руку.

- Что это? - спросила наконец изумленная Акулина.

- Лорнет, - отвечал он с важностью.

- Для чего?

- А чтоб лучше видеть.

- Покажите-ка.

Виктор поморщился, но дал ей стеклышко.

- Не разбей, смотри.

- Небось, не разобью. (Она робко поднесла его к глазу.) Я ничего не вижу, - невинно проговорила она.

- Да ты глаз-то, глаз-то зажмурь, - возразил он голосом недовольного наставника. (Она зажмурила глаз, перед которым держала стеклышко.) Да не тот, не тот, глупая! Другой! - воскликнул Виктор и, не давши ей исправить свою ошибку, отнял у ней лорнет.

Акулина покраснела, чуть-чуть засмеялась и отвернулась.

- Видно, нам не годится, - промолвила она.

- Еще бы!

Бедняжка помолчала и глубоко вздохнула.

- Ах, Виктор Александрыч, как это будет нам быть без вас! - сказала она вдруг.

Виктор вытер лорнет полой и положил его обратно в карман.

- Да, да, - заговорил он наконец, - тебе сначала будет тяжело, точно. (Он снисходительно потрепал ее по плечу; она тихонько достала с своего плеча его руку и робко ее поцеловала.) Ну, да, да, ты точно девка добрая, - продолжал он, самодовольно улыбнувшись, - но что же делать? Ты сама посуди! Нам с барином нельзя же здесь оставаться; теперь скоро зима, а в деревне - зимой - ты сама знаешь - просто скверность. То ли дело в Петербурге! Там просто такие чудеса, каких ты, глупая, и во сне себе представить не можешь. Дома какие, улицы, а обчество, образованье - просто удивленье!.. (Акулина слушала его с пожирающим вниманьем, слегка раскрыв губы, как ребенок.) Впрочем, - прибавил он, заворочавшись на земле, - к чему я тебе это все говорю? Ведь ты этого понять не можешь.

- Отчего же, Виктор Александрыч? Я поняла; я все поняла.

- Вишь какая!

Акулина потупилась.

- Прежде вы со мной не так говаривали, Виктор Александрыч, - проговорила она, не поднимая глаз.

- Прежде?.. прежде! Вишь ты!.. Прежде! - заметил он, как бы негодуя.

Они оба помолчали.

- Однако мне пора идти, - проговорил Виктор и уже оперся было на локоть...

- Подождите еще немножко, - умоляющим голосом произнесла Акулина.

- Чего ждать?.. Ведь уж я простился с тобой.

- Подождите, - повторила Акулина.

Виктор опять улегся и принялся посвистывать. Акулина все не спускала с него глаз. Я мог заметить, что она понемногу приходила в волненье: ее губы подергивало, бледные ее щеки слабо заалелись...

- Виктор Александрыч, - заговорила она наконец прерывающимся голосом, - вам грешно, вам грешно, Виктор Александрыч, ей-Богу!

- Что такое грешно? - спросил он, нахмурив брови, и слегка приподнял и повернул к ней голову.

- Грешно, Виктор Александрыч. Хоть бы доброе словечко мне сказали на прощанье; хоть бы словечко мне сказали, горемычной сиротинушке...

- Да что я тебе скажу?

- Я не знаю; вы это лучше знаете, Виктор Александрыч. Вот вы едете, и хоть бы словечко... Чем я заслужила?

- Какая же ты странная! Что ж я могу?

- Хоть бы словечко...

- Ну, зарядила одно и то же, - промолвил он с досадой и встал.

- Не сердитесь, Виктор Александрыч, - поспешно прибавила она, едва сдерживая слезы.

- Я не сержусь, а только ты глупа... Чего ты хочешь? Ведь я на тебе жениться не могу? ведь не могу? Ну, так чего ж ты хочешь? чего? (Он уткнулся лицом, как бы ожидая ответа, и растопырил пальцы.)

Я сидел в березовой роще осенью, около половины сентября. С самого утра перепадал мелкий дождик, сменяемый по временам теплым солнечным сиянием; была непостоянная погода. Небо то все заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновенье, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая, как прекрасный глаз. Я сидел и глядел кругом, и слушал. Листья ... Далее

Виктор лениво протянул руку, взял, небрежно понюхал цветы и начал вертеть их в пальцах, с задумчивой важностью посматривая вверх. Акулина глядела на него... В ее грустном взоре было столько нежной преданности, благоговейной покорности и любви. Она и боялась-то его, и не смела плакать, и прощалась с ним, и любовалась им в последний раз; а он лежал, развалясь, как султан, и с великодушным терпеньем ... Далее

Я постоял, поднял пучок васильков и вышел из рощи в поле. Солнце стояло низко на бледно-ясном небе, лучи его тоже как будто поблекли и похолодели: они не сияли, они разливались ровным, почти водянистым светом. До вечера оставалось не более получаса, а заря едва-едва зажигалась. Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через желтое, высохшее жнивье; торопливо вздымаясь перед ним, стремились ... Далее