Скачать браузер Opera бесплатно | ||||||||||||||||||||||
|
- Как звать господина? (франц.) 2 Мама! (франц.) 3 Что, дитя мое? (франц.) - Ничего... Я тебе потом скажу (франц.). - Он умер. -Умер?-повторила Софья Николаевна.-Как жаль!.. - Я его видала? - спросила торопливым шепотом девочка. - Нет, Лидия, не видала. Как жаль! - повторила Софья Николаевна. - Вы жалеете о нем...-начал я,-что ж, если б вы его знали, как я знал его?.. Но позвольте спросить, почему вы заговорили именно о нем? - Так, не знаю, право... (Софья Николаевна опустила глаза.) Лидия,прибавила она,- ступай к своей няне. - Ты меня позовешь, когда можно будет? - спросила девочка. - Позову. Девочка вышла. Софья Николаевна обратилась ко мне: - Расскажите мне, пожалуйста, все, что вы знаете о Пасын-кове. Я начал рассказывать. Я очертил в кратких словах всю жизнь моего друга, постарался, насколько сумел, изобразить душу его, описал его последнюю встречу со мною, его кончину. - И вот какой человек,- воскликнул я, оканчивая свой рассказ,-отошел от нас, незамеченный, почти не оцененный! И это бы еще не беда. Что значит людская оценка? Но мне больно, мне обидно то, что такой человек, с таким любящим и преданным сердцем, умер, не испытав ни разу блаженства взаимней любви, не возбудив участия ни в одном женском сердце, его достойном!.. Пускай наш брат не изведает этого блаженства: он его и не стоит; но Пасынков!.. И притом разве не встречал я на своем веку тысячу людей, которые ни в каком отношении не могли с ним сравниться и которых любили? Неужели же должно думать, что некоторые недостатки в человеке самоуверенность, например, или легкомыслие - необходимы для того, чтоб женщина к нему привязалась? Или любовь боится совершенства, возможного на земле совершенства, как чего-то чуждого и страшного для нее? Софья Николаевна выслушала меня до конца, не спуская с меня своих строгих и проницательных глаз и не разжимая губ; только брови ее изредка морщились. - Почему вы полагаете,- промолвила она, помолчав немного,- что вашего друга ни одна женщина не полюбила? - Потому, что я это знаю, знаю наверное. Софья Николаевна хотела было что-то сказать и остановилась. Она, казалось, боролась сама с собой. - Вы ошибаетесь,- заговорила она наконец,- я знаю женщину, которая горячо полюбила вашего покойного друга; она любит и помнит его до сих пор... и весть о его кончине поразит ее глубоко. - Кто эта женщина? - позвольте узнать. - Моя сестра, Варя. - Варвара Николаевна! - воскликнул я с изумлением. - Да. - Как? Варвара Николаевна?-повторил я,-эта... - Я договорю вашу мысль,- продолжала Софья Николаевна,- эта холодная, равнодушная, вялая, по-вашему, девушка любила вашего друга: оттого она не вышла замуж и не выйдет. До нынешнего дня я одна про это знала: Варя умерла бы скорее, чем выдать свою тайну. В нашей семье мы умеем молчать и терпеть. Я долго и пристально посмотрел на Софью Николаевну, невольно размышляя о горьком значении ее последних слов. - Вы меня удивили,- промолвил я наконец.- Но знаете ли, Софья Николаевна, если б я не боялся возбудить в вас неприятных воспоминаний, я тоже в свою очередь мог бы удивить вас... - Я вас не понимаю,- возразила она медленно и с некоторым смущением. - Вы точно меня не понимаете,- сказал я, поспешно вставая,- и потому позвольте мне вместо словесного объяснения прислать вам одну вещь... - Но что такое? - спросила она. - Не беспокойтесь, Софья Николавна, речь идет не обо мне. Я поклонился и вернулся к себе в комнату,достал ладонку, снятую мною с Пасынкова, и послал ее к Софье Николаевне с следующей запиской: "Ладонку эту покойный мой друг носил постоянно на груди и скончался с нею. В ней находится одна ваша записка к нему, совершенно незначительная по содержанию; вы можете прочесть ее. Он носил ее потому, что любил вас страстно, в чем он признался мне только накануне своей смерти. Теперь, когда он умер, почему вам не узнать, что и его сердце вам принадлежало?" Елисей скоро вернулся и принес мне обратно ладонку. - Что? - спросил я, - она ничего не велела сказать мне? - Ничего-с. Я помолчал. - Прочла она мою записку? - Должно быть, прочитали-с; ихняя девушка к ним носила. "Недоступная!" - подумал я, вспомнив последние слова Пасынкова. - Ну, ступай,- промолвил я громко. Елисей улыбнулся как-то странно и не вышел. - К вам-с...-начал он,-пришла одна девушка. - Какая девушка? Елисей помолчал. - Вам покойный барин ничего не говорили-с? - Нет... Что такое? - Они, как в Новгороде были,- продолжал он, трогая рукой притолку,- с одной, примерно сказать, девушкой знакомство свели. Так вот эта девушка вас видеть желают-с. Я ее намедни на улице встретил. Я ей сказал: "Приходи; коли барин прикажет, я пущу". - Проси, проси ее, разумеется. Да что... какая она? - Простая-с... из мещанок-с... русская. - Покойный Яков Иваныч любил ее? - Ничего... любили-с. Ну и она... Как узнала, что барин скончался, оченно убивалась. Девушка ничего, хорошая-с. - Проси ее, проси. Елисей вышел и тотчас же возвратился. За ним шла девушка в ситцевом пестром платье и с темным платком на голове, до половины закрывавшим ее лицо. Увидев меня, она застыдилась и отвернулась. - Чего ты?-сказал ей Елисей,-ступай, не бойся. Я подошел к ней и взял ее за руку. - Как вас зовут? - спросил я ее. - Машей,- отвечала она тихим голосом, украдкой взглянув на меня. На вид она казалась лет двадцати двух или двадцати трех; лицо имела круглое, довольно простое, но приятное, нежные щеки, кроткие голубые глаза и маленькие, очень красивые и чистые руки. Одета она была опрятно. - Вы знали Якова Иваныча? - продолжал я. - Знавала-с,- проговорила она, подергивая кончики платка, и слезы выступили на ее веки... Я попросил ее сесть. Она тотчас села на край стула, не чинясь и не жеманясь. Елисей вышел. - Вы с ним в Новгороде познакомились? - В Новгороде-с,- отвечала она, заложив обе руки под . платок.-Я только третьего дня от Елисея Тимофеича узнала о их кончине-с. Яков Иваныч, как в Сибирь отъехали, писать обещались, и два раза писали, а больше не писали-с. Я бы за ними и в Сибирь поехала, да они не хотели-с. - У вас в Новгороде есть родственники? - Есть. - Вы с ними жили? - Я жила-с матушкой и с сестрой с замужней; а после матушка на меня прогневалась, да и сестре тесно стало: у них детей много; я и переехала. Я всегда надеялась на Якова Иваныча и ничего не желала, как только его видеть, а они со мной завсегда были ласковы - спросите хоть Елисея Тимофеича. Маша помолчала. - У меня и письма их есть,- продолжала она.- Вот по-смотрите-с. Она достала из кармана несколько писем и подала мне. - Прочтите-с,- прибавила она. Я развернул одно письмо и узнал руку Пасынкова. "Милая Маша! (писал он крупным, разборчивым почерком) ты вчера прислонилась своей головкой к моей голове, и когда я спросил: зачем ты это делаешь? ты мне сказала: хочу послушать, о чем вы думаете. Я тебе скажу, о чем я думал: я думал, как хорошо бы выучиться Маше грамоте! Она бы вот это письмо разобрала..." Маша заглянула в письмо. - Это они мне еще в Новгороде писали-с,- проговорила она,- когда они меня грамоте учить собирались. Посмотрите другие-с. Там есть одно из Сибири-с. Вот то прочтите-с. Я прочел письма. Все они были очень ласковы, даже нежны. В одном из них, именно в первом письме из Сибири, Пасынков называл Машу своим лучшим другом, обещался выслать ей деньги на поездку в Сибирь и кончил следующими словами: "Целую твои хорошенькие ручки; у здешних девушек таких ручек нету;
|
Скачать бесплатно журналы о путешествиях | ||||||||||||||||||||||