Эротические фото девушек | ||||||||||||||||||||||
|
Он слушал ее, слушал, то бледнея, то краснея... он несколько раз хотел остановить ее - и вдруг выпрямился. - Елена, - сказал он ей каким-то странным в резким голосом, - оставь меня, уйди. - Как? - промолвила она с изумлением. - Ты дурно себя чувствуешь? - прибавила она с живостью. - Нет... мне хорошо... но, пожалуйста, оставь меня. - Я тебя не понимаю. Ты меня прогоняешь?.. Что это ты делаешь? - проговорила она вдруг: он склонился с дивана почти до полу и приник губами к ее ногам. - Не делай этого, Дмитрий... Дмитрий... Он приподнялся. - Так оставь меня! Вот видишь ли, Елена, когда я сделался болен, я не тотчас лишился сознания; я знал, что я на краю гибели; даже в жару, в бреду я понимал, я смутно чувствовал, что это смерть ко мне идет, я прощался с жизнью, с тобой, со всем, я расставался с надеждой... И вдруг это возрождение, этот свет после тьмы, ты... ты... возле меня, у меня... твой голос, твое дыхание... Это свыше сил моих! Я чувствую, что я люблю тебя страстно, я слышу, что ты сама называешь себя моей, я ни за что не отвечаю... Уйди! - Дмитрий... - прошептала Елена и спрятала к нему на плечо голову. Она только теперь его поняла. - Елена, - продолжал он, - я тебя люблю, ты это знаешь, я жизнь свою готов отдать за тебя... зачем же ты пришла ко мне теперь, когда я слаб, когда я не владею собой, когда вся кровь моя зажжена... ты моя, говоришь ты... ты меня любишь... - Дмитрий, - повторила она и вспыхнула вся и еще теснее к нему прижалась. - Елена, сжалься надо мной - уйди, я чувствую, я могу умереть - я не выдержу этих порывов... вся душа моя стремится к тебе... подумай, смерть едва не разлучила нас... и теперь ты здесь, ты в моих объятиях... Елена... Она затрепетала вся. - Так возьми ж меня, - прошептала она чуть слышно... Глава XXIXНиколай Артемьевич ходил, нахмурив брови, взад и вперед по своему кабинету. Шубин сидел у окна и, положив ногу на ногу, спокойно курил сигару. - Перестаньте, пожалуйста, шагать из угла в угол, - промолвил он, отряхая пепел с сигары. - Я все ожидаю, что вы заговорите, слежу за вами - шея у меня заболела. Притом же в вашей походке есть что-то напряженное, мелодраматическое. - Вам бы все только балагурить, - ответил Николай Артемьевич. - Вы не хотите войти в мое положение; вы не хотите понять, что я привык к этой женщине, что я привязан к ней наконец, что отсутствие ее меня должно мучить. Вот уж октябрь на дворе, зима на носу... Что она может делать в Ревеле? - Должно быть, чулки вяжет... себе; себе - не вам. - Смейтесь, смейтесь; а я вам скажу, что я подобной женщины не знаю. Эта честность, это бескорыстие... - Подала она вексель ко взысканию? - спросил Шубин. - Это бескорыстие, - повторил, возвысив голос, Николай Артемьевич, - это удивительно. Мне говорят, на свете есть миллион других женщин; а я скажу: покажите мне этот миллион; покажите мне этот миллион, говорю я: ces femmes - qu'on me les montre!32 И не пишет, вот что убийственно! - Вы красноречивы, как Пифагор, - заметил Шубин, - но знаете ли, что бы я вам присоветовал? - Что? - Когда Августина Христиановна возвратится... вы понимаете меня? - Ну да; что же? - Когда вы ее увидите... Вы следите за развитием моей мысли? - Ну да, да. - Попробуйте ее побить: что из этого выйдет? Николай Артемьевич отвернулся с негодованием. - Я думал, он мне в самом деле какой-нибудь путный совет подаст. Да что от него ожидать! Артист, человек без правил... - Без правил! А вот, говорят, ваш фаворит, господин Курнатовский, человек с правилами, вчера вас на сто рублей серебром обыграл. Это уж не деликатно, согласитесь. - Что ж? Мы играли в коммерческую. Конечно, я мог бы ожидать... Но его так мало умеют ценить в этом доме... - Что он подумал: "Куда ни шла! - подхватил Шубин, - тесть ли он мне или нет - это еще скрыто в урне судьбы, а сто рублей - хорошо человеку, который взяток не берет". - Тесть!.. Какой я, к черту; тесть? Vous revez, mon cher.33 Конечно, всякая другая девушка обрадовалась бы такому жениху. Посудите сами: человек бойкий, умный, сам собою в люди вышел, в двух губерниях лямку тер... - В ...ой губернии губернатора за нос водил, - заметил Шубин. - Очень может быть. Видно, так и следовало. Практик, делец... - И в карты хорошо играет, - опять заметил Шубин. - Ну да, и в карты хорошо играет. Но Елена Николаевна... Разве ее возможно понять? Желаю я знать, где тот человек, который бы взялся постигнуть, чего она хочет? То она весела, то скучает; похудеет вдруг так, что не смотрел бы на нее, а там вдруг поправится, и все это без всякой видимой причины... Вошел неблаговидный лакей с чашкой кофе, сливочником и сухарями на подносе. - Отцу нравится жених, - продолжал Николай Артемьевич, размахивая сухарем, - а дочери что до этого за дело! Это было хорошо в прежние, патриархальные времена, а теперь мы все это переменили. Nous avons change tout ca. Теперь барышня разговаривает с кем ей угодно, читает что ей угодно; отправляется одна по Москве, без лакея, без служанки, как в Париже; и все это принято. На днях я спрашиваю: где Елена Николаевна? Говорят, изволили выйти. Куда? Неизвестно. Что это - порядок? - Возьмите же вашу чашку да отпустите человека, - промолвил Шубин, - Сами же вы говорите, что не надо devant les domestiques34, - прибавил он вполголоса. Лакей исподлобья взглянул на Шубина, а Николай Артемьевич взял чашку, налил себе сливок и сгреб штук десять сухарей. - Я хотел сказать, - начал он, как только лакей вышел, - что я ничего в этом доме не значу. Вот и все. Потому, в наше время все судят по наружности; иной человек и пуст и глуп, да важно себя держит, - его уважают; а другой, может быть, обладает талантами, которые могли бы... могли бы принести великую пользу, но по скромности... - Вы государственный человек, Николенька? - спросил Шубин тоненьким голоском. - Полноте паясничать! - воскликнул с сердцем Николай Артемьевич. - Вы забываетесь! Вот вам новое доказательство, что я в этом доме ничего не значу, ничего! - Анна Васильевна вас притесняет... бедненький! - проговорил, потягиваясь, Шубин. - Эх, Николай Артемьевич, грешно нам с вами! Вы бы лучше какой-нибудь подарочек для Анны Васильевны приготовили. На днях ее рождение, а вы знаете, как она дорожит малейшим знаком внимания с вашей стороны. - Да, да, - торопливо ответил Николай Артемьевич, - очень вам благодарен, что напомнили. Как же, как же; непременно. Да вот есть у меня вещица: фермуарчик, я его на днях купил у Розенштрауха; только не знаю, право, годится ли? - Ведь вы его для той, для ревельской жительницы купили? - То есть... я... да... я думал... - Ну, в таком случае наверное годится. Шубин поднялся со стула. - Куда бы нам сегодня вечером, Павел Яковлевич, а? - спросил его Николай Артемьевич, любезно заглядывая ему в глаза. - Да ведь вы в клуб поедете. - После клуба... после клуба. Шубин опять потянулся. - Нет, Николай Артемьевич, мне нужно завтра работать. До другого раза. - И он вышел. Николай Артемьевич насупился, прошелся раза два по комнате, достал из бюро бархатный ящичек с "формуарчиком" и долго его рассматривал и обтирал фуляром. Потом он сел перед зеркалом и принялся старательно расчесывать свои густые черные волосы, с важностию на лице наклоняя голову то направо, то налево, упирая в щеку языком и не спуская глаз с пробора. Кто-то кашлянул за его спиною: он оглянулся и увидал лакея, который приносил ему кофе.
|
Курсовые и рефераты про банковское дело | ||||||||||||||||||||||