Вешние воды Иван Сергеевич Тургенев Страница: 10

- В таком случае, - возразил г-н фон Рихтер и покраснел еще более, - надо будет поменяться дружелюбными выстрелами - des goups de bisdolet a l'amiaple!

- Этого я уже совершенно не понимаю, - заметил Санин, - на воздух нам стрелять, что ли?

- О, не то, не так, - залепетал окончательно сконфузившийся подпоручик, - но я полагал, что так как дело происходит между порядочными людьми... Я поговорю с вашим секундантом, - перебил он самого себя - и удалился.

Санин опустился на стул, как только тот вышел, и уставился в пол.

"Что, мол, это такое? Как это вдруг так завертелась жизнь? Все прошедшее, все будущее вдруг стушевалось, пропало - и осталось только то, что я во Франкфурте с кем-то за что-то дерусь". Вспомнилась ему одна его сумасшедшая тетушка, которая, бывало, все подплясывала и напевала:

Подпоручик!

Мой огурчик!

Мой амурчик!

Пропляши со мной, голубчик!

И он захохотал и пропел, как она: "Подпоручик! пропляши со мной, голубчик!"

- Однако надо действовать, не терять времени, - воскликнул он громко, вскочил и увидал перед собой Панталеоне с записочкой в руке.

- Я несколько раз стучался, но вы не отвечали; я подумал, что вас дома нет, - промолвил старик и подал ему записку. - От синьорины Джеммы .

Санин взял записку - как говорится, машинально, - распечатал и прочел ее. Джемма писала ему, что она весьма беспокоится по поводу известного ему дела и желала бы свидеться с ним тотчас.

- Синьорина беспокоится, - начал Панталеоне, которому, очевидно, было известно содержание записки, - она велела мне посмотреть, что вы делаете, и привести вас к ней.

Санин взглянул на старого итальянца - и задумался. Внезапная мысль сверкнула в его голове. В первый миг она показалась ему странной до невозможности...

"Однако... почему же нет?" - спросил он самого себя.

- Господин Панталеоне! - произнес он громко.

Старик встрепенулся, уткнул подбородок в галстук и уставился на Санина.

- Вы знаете, - продолжал Санин, - что произошло вчера?

Панталеоне пожевал губами и тряхнул своим огромным хохлом.

- Знаю.

(Эмиль только что вернулся, рассказал ему все.)

- А, знаете! - Ну, так вот что. Сейчас от меня вышел офицер. Тот нахал вызывает меня на поединок. Я принял его вызов. Но у меня нет секунданта. Хотите вы быть моим секундантом?

Панталеоне дрогнул и так высоко поднял брови, что они скрылись у него под нависшими волосами.

- Вы непременно должны драться? - проговорил он наконец по - итальянски; до того мгновения он изъяснялся по-французски.

- Непременно. Иначе поступить - значило бы опозорить себя навсегда .

- Гм. Если я не соглашусь пойти к вам в секунданты, - то вы будете искать другого?

- Буду... непременно.

Панталеоне потупился.

- Но позвольте вас спросить, синьор де-Цанини, не бросит ли ваш поединок некоторую неблаговидную тень на репутацию одной персоны?

- Не полагаю; но как бы то ни было - делать нечего!

- Гм. - Панталеоне совсем ушел в свой галстук. - Ну, а тот феррофлукто Клуберио, что же он? - воскликнул он вдруг и вскинул лицо кверху.

- Он? Ничего.

- Кэ! (Сне!) - Панталеоне презрительно пожал плечами. - Я должен, во всяком случае, благодарить вас, - произнес он наконец неверным голосом, - что вы и в теперешнем моем уничижении умели признать во мне порядочного человека - un galant uomo! Поступая таким образом, вы сами выказали себя настоящим galant uomо. Но я должен обдумать ваше предложение.

- Время не терпит, любезный господин Чи... чиппа...

- Тола, - подсказал старик. - Я прошу всего один час на размышление. Тут замешана дочь моих благодетелей... И потому я должен, я обязан - подумать!!. Через час... через три четверти часа - вы узнаете мое решение.

- Хорошо; я подожду.

- А теперь... какой же я дам ответ синьорине Джемме?

Санин взял листок бумаги, написал на нем: "Будьте покойны, моя дорогая приятельница, часа через три я приду к вам - и все объяснится. Душевно вас благодарю за участие" - и вручил этот листик Панталеоне.

Тот бережно положил его в боковой карман - и, еще раз повторив: "Через час!" - направился было к дверям: но круто повернул назад, подбежал к Санину, схватил его руку - и притиснув ее к своему жабо, подняв глаза к небу, воскликнул: "Благородный юноша! Великое сердце! (Nobil giovannoto! Gran cuore!) - позвольте слабому старцу (a un vecchiotto) пожать вашу мужественную десницу! (la vostra valorosa destra!)".

Потом отскочил немного назад, взмахнул обеими руками - и удалился.

Санин посмотрел ему вслед... взял газету и принялся читать. Но глаза его напрасно бегали по строкам: он не понимал ничего.

ХVIII

Час спустя кельнер снова вошел к Санину и подал ему старую, запачканную визитную карточку, на которой стояли следующие слова: Панталеоне Чиппатола, из Варезе, придворный певец (cantante di camera)его королевского высочества герцога Моденского; а вслед за кельнером явился и сам Панталеоне. Он переоделся с ног до головы. На нем был порыжелый черный фрак и белый пикеневый жилет, по которому затейливо извивалась томпаковая цепочка; тяжелая сердоликовая печатка спускалась низко на узкие черные панталоны с гульфиком. В правой руке он держал черную шляпу из заячьего пуха, в левой две толстые замшевые перчатки; галстук он повязал еще шире и выше обыкновенного - и в накрахмаленное жабо воткнул булавку с камнем, называемым "кошачьим глазом" (oeil de chat). На указательном пальце правой руки красовался перстень, изображавший две сложенные длани, а между ними пылающее сердце. Залежалым запахом, запахом камфары и мускуса несло от всей особы старика; озабоченная торжественность его осанки поразила бы самого равнодушного зрителя! Санин встал ему навстречу.

- Я ваш секундант, - промолвил Панталеоне по-французски и наклонился всем корпусом вперед, причем носки поставил врозь, как это делают танцоры. - Я пришел за инструкциями. Желаете вы драться без пощады?

- Зачем же без пощады, дорогой мой господин Чиппатола! Я ни за что в мире не возьму моих вчерашних слов назад - но я не кровопийца !.. Да вот постойте, сейчас придет секундант моего противника. Я уйду в соседнюю комнату - а вы с ним и условитесь. Поверьте, я в век не забуду вашей услуги и благодарю вас от души.

- Честь прежде всего! - отвечал Панталеоне и опустился в кресла, не дожидаясь, чтобы Санин попросил его сесть. - Если этот феррофлукто спичебуббио, - заговорил он, мешая французский язык с итальянским, - если этот торгаш Клуберио не умел понять свою прямую обязанность или струсил, - тем хуже для него!.. Грошовая душа -и баста!.. Что же касается до условий поединка - я ваш секундант и ваши интересы для меня священны!!. Когда я жил в Падут, там стоял полк белых драгунов - и я со многими офицерами был очень близок!.. Весь их кодекс мне очень хорошо известен. Ну и с вашим принчипе Тарбуски я часто беседовал об этих вопросах... Тот секундант скоро должен прийти?

- Я жду его каждую минуту - да вот он cам и идет, - прибавил Санин, глянув на улицу.

Панталеоне встал, посмотрел на чаны, поправил свой кок и поспешно засунул в башмак болтавшуюся из-под панталон тесемку. Молодой подпоручик вошел, все такой же красный и смущенный.

Санин представил секундантов друг другу.

- Monsieur Richter, souslieutenant! - Monsieur Zippatola, artistе!

И ничему не мешает это ожидание, эта тоска. Она сопровождает каждое его движение и ничему не мешает. Не мешает она ему отлично пообедать в третьем трактире с Эмилем - и только изредка, как короткая молния, вспыхивает в нем мысль, что - если б кто-нибудь на свете знал??!! Не мешает ему эта тоска играть после обеда с Эмилем в чехарду. На привольном зеленом лужку происходит эта игра... и каково ... Далее

- и остановилась, как статуя, посреди комнаты; а Санин совсем потерялся - хоть самому удариться в слезы! Целый час продолжался этот безутешный плач, целый час! Панталеоне почел за лучшее запереть наружную дверь кондитерской, как бы кто чужой не вошел - благо, пора стояла ранняя. Старик сам чувствовал недоумение - и во всяком случае не одобрял поспешности, с которой поступили Джемма и Санин, а, ... Далее

Санин отвечал тотчас - и в подарок невесте послал "Марианне Слоком от неизвестного друга" гранатовый крестик, обделанный в великолепное жемчужное ожерелье. Подарок этот, хотя весьма ценный, не разорил его: в течение тридцати лет, протекших со времени его первого пребывания во Франкфурте, он успел нажить значительное состояние. В первых числах мая он вернулся в Петербург - но едва ли ... Далее