Рефераты по биологии скачать | ||||||||||||||||||||||
|
Дм. Санин". Сложив и запечатав эту записку, Санин хотел было позвонить кельнера и послать ее с ним... Нет! - этак неловко... Через Эмиля? Но отправиться в магазин, отыскивать его там между другими комми - неловко тоже. Притом уже ночь на дворе - и он, пожалуй, уже ушел из магазина. Размышляя таким образом, Санин, однако, надел шляпу и вышел на улицу; повернул за угол, за другой - и, к неописанной своей радости, увидал перед собою Эмиля. С сумкой под мышкой, со свертком бумаги в руке, молодой энтузиаст спешил домой. "Недаром говорят, что у каждого влюбленного есть звезда", - подумал Санин и позвал Эмиля. Тот обернулся и тотчас бросился к нему. Санин не дал ему восторгаться, вручил ему записку, объяснил ему, кому и как ее передать... Эмиль слушал внимательно. - Чтобы никто не видел? - спросил он, придав своему лицу выражение знаменательное и таинственное: мы, дескать, понимаем, в чем вся суть! - Да, мой дружок, - проговорил Санин и немножко сконфузился, однако потрепал Эмиля по щеке...- И если ответ будет... Вы мне принесете ответ, не правда ли? Я буду сидеть дома. - Уж об этом не беспокойтесь! - весело шепнул Эмиль, побежал прочь и на бегу еще раз кивнул ему. Санин вернулся домой - и, не зажигая свечи, бросился на диван, занес руки за голову и предался тем ощущениям только что сознанной любви, которые и описывать нечего: кто их испытал, тот знает их томление и сладость; кто их не испытал - тому их не растолкуешь. Дверь растворилась - показалась голова Эмиля. - Принес, - сказал он шепотом, - вот он, ответ-то! Он показал и поднял над головою свернутую бумажку. Санин вскочил с дивана и выхватил ее из рук Эмиля. Страсть в нем слишком сильно разыгралась: не до скрытности было ему теперь, не до соблюдения приличия - даже перед этим мальчиком, ее братом. Он бы посовестился его, он бы принудил себя - если б мог! Он подошел к окну - и при свете уличного фонаря, стоявшего перед самым домом, прочел следующие строки: "Я вас прошу, я умоляю вас - целый завтрашний день не приходить к нам, не показываться. Мне это нужно, непременно нужно - а там все будет решено. Я знаю, вы мне не откажете, потому что... Джемма". Санин два раза прочел эту записку - о, как трогательно мил и красив показался ему ее почерк! - подумал немного и, обратившись к Эмилю, который, желая дать понять, какой он скромный молодой человек, стоял лицом к стене и колупал в ней ногтем, - громко назвал его по имени. Эмиль тотчас подбежал к Санину. - Что прикажете? - Послушайте, дружок... - Monsieur Димитрий, - перебил его Эмиль жалобным голосом, - отчего вы не говорите мне: ты? Санин засмеялся. - Ну, хорошо. Послушай, дружок (Эмиль слегка подпрыгнул от удовольствия), - послушай: там, ты понимаешь, там ты скажешь, что все будет исполнено в точности (Эмиль сжал губы и важно качнул головою), - а сам... Что ты делаешь завтра? - Я? Что я делаю? Что вы хотите, чтобы я делал? - Если тебе можно, приходи ко мне поутру, пораньше, - и мы до вечера будем гулять по окрестностям Франкфурта... Хочешь? Эмиль опять подпрыгнул. - Помилуйте, что может быть на свете лучше? Гулять с вами - да это просто чудо! Приду непременно! - А если тебя не отпустят? - Отпустят! - Слушай... Не сказывай там, что я тебя звал на целый день. - Зачем сказывать? Да я так уйду! Что за беда! Эмиль крепко поцеловал Санина и убежал. А Санин долго ходил по комнате и поздно лег спать. Он предался тем же жутким и сладким ощущениям, тому же радостному замиранию перед новой жизнью. Санин был очень доволен тем, что возымел мысль пригласить на завтрашний день Эмиля; он походил лицом на сестру. "Будет напоминать ее", - думалось Санину. Но больше всего удивлялся он тому: как мог он вчера быть иначе, чем сегодня? Ему казалось, что он "вечно" любил Джемму - и именно так точно ее любил, как он любил ее сегодня. Глава XXVIНа другой день, в восемь часов утра, Эмиль, с Тартальей на сворке, отъявился к Санину. Происходи он от германских родителей, он бы не мог выказать большую аккуратность. Дома он солгал: сказал, что погуляет с Саниным до завтрака, а потом отправится в магазин. Пока Санин одевался, Эмиль заговорил было с ним, правда, довольно нерешительно, о Джемме, об ее размолвке с г-м Клюбером; но Санин сурово промолчал ему в ответ, а Эмиль, показав вид, что понимает, почему не следует слегка касаться этого важного пункта, уже не возвращался к нему - и только изредка принимал сосредоточенное и даже строгое выражение. Напившись кофе, оба приятеля отправились - пешком, разумеется, - в Гаузен, небольшую деревеньку, лежащую в недальнем расстоянии от Франкфурта и окруженную лесами. Вся цепь гор Таунуса видна оттуда, как на ладони. Погода была прекрасная; солнце сияло и грело, но не пекло; свежий ветер бойко шумел в зеленых листьях; по земле, небольшими пятнами, плавно и быстро скользили тени высоких круглых облачков. Молодые люди скоро выбрались из города и бодро и весело зашагали по гладко выметенной дороге. Зашли в лес и долго там проплутали; потом очень плотно позавтракали в деревенском трактире; потом лазали на горы, любовались видами, пускали сверху камни и хлопали в ладоши, глядя, как эти камни забавно и странно сигают, наподобие кроликов, пока проходивший внизу, невидимый для них, человек не выбранил их звонким и сильным голосом; потом лежали, раскинувшись, на коротком сухом мохе желто-фиолетового цвета; потом пили пиво в другом трактире, потом бегали взапуски, прыгали на пари: кто дальше? Открыли эхо и беседовали с ним, пели, аукались, боролись, ломали сучья, украшали свои шляпы ветками папоротника и даже танцевали. Тарталья, насколько мог и умел, участвовал во всех этих занятиях: камней он, правда, не бросал, но сам кубарем катился за ними, подвывал, когда молодые люди пели, и даже пиво пил, хотя с видимым отвращением: этому искусству его выучил студент, которому он некогда принадлежал. Впрочем, Эмиля он слушался плохо - не то, что своего хозяина Панталеоне, и когда Эмиль приказывал ему "говорить" или "чихать", - только хвостиком повиливал и высовывал язык трубочкой. Молодые люди также беседовали между собою. В начале прогулки Санин, -как старший и потому более рассудительный, завел было речь о том, что такое фатум, или предопределение судьбы, и что значит и в чем состоит призвание человека; но разговор вскорости принял направление менее серьезное. Эмиль стал расспрашивать своего друга и патрона о России, о том, как там дерутся на дуэли, и красивы ли там женщины, и скоро ли можно выучиться русскому языку, и что он почувствовал, когда офицер целился в него? А Санин в свою очередь расспрашивал Эмиля об его отце, о матери, вообще об их семейных делах, всячески стараясь не упоминать имени Джеммы - и думая только о ней. Собственно говоря, он даже о ней не думал - а о завтрашнем дне, о том таинственном завтрашнем дне, который принесет ему неведомое, небывалое счастье! Точно завеса, тонкая, легкая завеса висит, слабо колыхаясь, перед его умственным взором, - и за той завесой он чувствует... чувствует присутствие молодого, неподвижного, божественного лика с ласковой улыбкой на устах и строго, притворно-строго опущенными ресницами. И этот лик мне лицо Джеммы, это лицо самого счастья! И вот настал наконец его час, завеса взвилась, открываются уста, ресницы поднимаются - увидало его божество - и тут уже свет, как от солнца, и радость, и восторг нескончаемый!! Он думает об этом завтрашнем дне - и душа его опять радостно замирает в млеющей тоске беспрестанно возрождающегося ожидания!
|
Играть в догонялки | ||||||||||||||||||||||