Триллеры и фантастика скачать бесплатно | ||||||||||||||||||||||
|
После самой Дарьи Михайловны Рудин ни с кем так часто и так долго не беседовал, как с Натальей. Он тайком давал ей книги, поверял ей свои планы, читал ей первые страницы предполагаемых статей и сочинений. Смысл их часто оставался недоступным для Натальи. Впрочем, Рудин, казалось, и не очень заботился о том, чтобы она его понимала - лишь бы слушала его. Близость его с Натальей была не совсем по нутру Дарье Михайловне. "Но, - думала она, - пускай она с ним поболтает в деревне. Она забавляет его, как девочка. Беды большой нет, а она все-таки поумнеет... В Петербурге я это все переменю..." Дарья Михайловна ошибалась. Не как девочка болтала Наталья с Рудиным: она жадно внимала его речам, она старалась вникнуть в их значение, она повергала на суд его свои мысли, свои сомнения; он был ее наставником, ее вождем. Пока - одна голова у ней кипела... но молодая голова недолго кипит одна. Какие сладкие мгновения переживала Наталья, когда, бывало, в саду, на скамейке, в легкой, сквозной тени ясеня, Рудин начнет читать ей гетевского "Фауста", Гофмана, или "Письма" Беттины, или Новалиса, беспрестанно останавливаясь и толкуя то, что ей казалось темным! Она по-немецки говорила плохо, как почти все наши барышни, но понимала хорошо, а Рудин был весь погружен в германскую поэзию, в германский романтический и философский мир и увлекал ее за собой в те заповедные страны. Неведомые, прекрасные, раскрывались они перед ее внимательным взором; со страниц книги, которую Рудин держал в руках, дивные образы, новые, светлые мысли так и лились звенящими струями ей в душу, и в сердце ее, потрясенном благородной радостью великих ощущений, тихо вспыхивала и разгоралась святая искра восторга... - Скажите, Дмитрий Николаич, - начала она однажды, сидя у окна за пальцами, - ведь вы на зиму поедете в Петербург? - Не знаю, - возразил Рудин, опуская на колени книгу, которую перелистывал, - если соберусь со средствами, поеду. Он говорил вяло: он чувствовал усталость и бездействовал с самого утра. - Мне кажется, как не найти вам средства? Рудин покачал головой. - Вам так кажется! И он значительно глянул в сторону. Наталья хотела было что-то сказать и удержалась. - Посмотрите, - начал Рудин и указал ей рукой в окно, - видите вы эту яблоню: она сломилась от тяжести и множества своих собственных плодов. Верная эмблема гения... - Она сломилась оттого, что у ней не было подпоры, - возразила Наталья. - Я вас понимаю, Наталья Алексеевна; но человеку не так легко сыскать ее, эту подпору. - Мне кажется, сочувствие других... во всяком случае, одиночество... Наталья немного запуталась и покраснела. - И что вы будете делать зимой в деревне? - поспешно прибавила она. - Что я буду делать? Окончу мою большую статью - вы знаете - о трагическом в жизни и в искусстве - я вам третьего дня план рассказывал - и пришлю ее вам. - И напечатаете? - Нет. - Как нет? Для кого же вы будете трудиться? - А хоть бы для вас. Наталья опустила глаза. - Это не по моим силам, Дмитрий Николаич! - О чем, позвольте спросить, статья? - скромно спросил Басистов, сидевший поодаль. - О трагическом в жизни и в искусстве, - повторил Рудин. - Вот и господин Басистов прочтет. Впрочем, я не совсем еще сладил с основною мыслью. Я до сих пор еще не довольно уяснил самому себе трагическое значение любви. Рудин охотно и часто говорил о любви. Сначала при слове любовь - m-lle Boncourt вздрагивала и навастривала уши, как старый полковой конь, заслышавший трубу, но потом привыкла и только, бывало, съежит губы и с расстановкой понюхает табаку. - Мне кажется, - робко заметила Наталья, - трагическое в любви - это несчастная любовь. - Вовсе нет! - возразил Рудин, - это скорее комическая сторона любви... Вопрос этот надобно совсем иначе поставить... надо поглубже зачерпнуть... Любовь! - продолжал он, - в ней все тайна: как она приходит, как развивается, как исчезает. То является она вдруг, несомненная, радостная, как день; то долго тлеет, как огонь под золой, и пробивается пламенем в душе, когда уже все разрушено; то вползет она в сердце, как змея, то вдруг выскользнет из него вон... Да, да; это вопрос важный. Да и кто любит в наше время? кто дерзает любить? И Рудин задумался. - Что это Сергея Павлыча давно не видать? - спросил он вдруг. Наталья вспыхнула и нагнула голову к пяльцам. - Не знаю, - прошептала она. - Какой это прекраснейший, благороднейший человек!- промолвил Рудин, вставая. - Это один из лучших образцов настоящего русского дворянина... M-lle Boncourt посмотрела на него вкось своими французскими глазками. Рудин прошелся по комнате. - Заметили ли вы, - заговорил он, круто повернувшись на каблуках, - что на дубе - а дуб крепкое дерево - старые листья только тогда отпадают, когда молодые начнут пробиваться? - Да, - медленно возразила Наталья, - заметила. - Точно то же случается и с старой любовью в сильном сердце: она уже вымерла, но все еще держится; только другая, новая любовь может ее выжить. Наталья ничего не ответила. "Что это значит?" - подумала она. Рудин постоял, встряхнул волосами и удалился. А Наталья пошла к себе в комнату. Долго сидела она в недоумении на своей кроватке, долго размышляла о последних словах Рудина и вдруг сжала руки и горько заплакала. О чем она плакала - бог ведает! Она сама не знала, отчего у ней так внезапно полились слезы. Она утирала их, но они бежали вновь, как вода из давно накопившегося родника. - В тот же самый день и у Александры Павловны происходил разговор о Рудине с Лежневым. Сперва он все отмалчивался; но она решилась добиться толку. - Я вижу, - сказала она ему, - вам Дмитрий Николаевич по-прежнему не нравится. Я нарочно до сих пор вас не расспрашивала; но вы теперь уже успели убедиться, произошла ли в нем перемена, и я желаю знать, почему он вам не нравится. - Извольте, - возразил с обычной флегмой Лежнев, - коли уж вам так не терпится; только, смотрите, не сердитесь... - Ну, начинайте, начинайте. - И дайте мне выговорить все до конца. - Извольте, извольте, начинайте. - Итак-с, - начал Лежнев, медлительно опускаясь на диван, - доложу вам, мне Рудин действительно не нравится. Он умный человек... - Еще бы! - Он замечательно умный человек, хотя в сущности пустой... - Это легко сказать! - Хотя в сущности пустой, - повторил Лежнев, - но это еще не беда: все мы пустые люди. Я даже не ставлю в вину ему то, что он деспот в душе, ленив, не очень сведущ... Александра Павловна всплеснула руками. - Не очень сведущ! Рудин! - воскликнула она. - Не очень сведущ, - точно тем же голосом повторил Лежнев, - любит пожить на чужой счет, разыгрывает роль, и так далее... это все в порядке вещей. Но дурно то, что он холоден, как лед. - Он, эта пламенная душа, холоден? - перебила Александра Павловна. - Да, холоден, как лед, и знает это и прикидывается пламенным. Худо то, - продолжал Лежнев, постепенно оживляясь, - что он играет опасную игру, опасную не для него, разумеется; сам копейки, волоска не ставит на карту - а другие ставят душу... - О ком, о чем вы говорите? Я вас не понимаю, - проговорила Александра Павловна. - Худо то, что он не честен. Ведь он умный человек: он должен же знать цену слов своих, а произносит их так, как будто они ему что-нибудь стоят... Спору нет, он красноречив; только красноречие его не русское. Да и, наконец, красно говорить простительно юноше, а в его года стыдно тешиться шумом собственных речей, стыдно рисоваться!
|
Скачать бесплатно журналы об электронике | ||||||||||||||||||||||