Отцы и дети Иван Сергеевич Тургенев Страница: 31

- Полно, Евгений... послушать тебя сегодня, поневоле согласишься с теми, которые упрекают нас в отсутствии принципов.

- Ты говоришь, как твой дядя. Принципов вообще нет - ты об этом не догадался до сих пор! - а есть ощущения. Все от них зависит.

- Как так?

- Да так же. Например, я: я придерживаюсь отрицательного направления - в силу ощущения. Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен - и баста! Отчего мне нравится химия? Отчего ты любишь яблоки? - тоже в силу ощущения. Это все едино. Глубже этого люди никогда не проникнут. Не всякий тебе это скажет, да и я в другой раз тебе этого не скажу.

- Что ж? и честность - ощущение?

- Еще бы!

- Евгений! - начал печальным голосом Аркадий.

- А? что? не по вкусу? - перебил его Базаров. - Нет, брат! Решился все косить - валяй и себя по ногам!.. Однако мы довольно философствовали. "Природа навевает молчание сна", - сказал Пушкин.

- Никогда он ничего подобного не сказал, - промолвил Аркадий.

- Ну, не сказал, так мог и должен был сказать в качестве поэта. Кстати, он, должно быть, в военной службе служил.

- Пушкин никогда не был военным!

- Помилуй, у него на каждой странице: на бой, на бой!129 за честь России!

- Что ты это за небылицы выдумываешь! Ведь это клевета, наконец.

- Клевета? Эка важность! Вот вздумал каким словом испугать! Какую клевету ни взведи на человека, он, в сущности, заслуживает в двадцать раз хуже того.

- Давай лучше спать! - с досадой проговорил Аркадий.

- С величайшим удовольствием, - ответил Базаров.

Но ни тому, ни другому не спалось. Какое-то почти враждебное чувство охватывало сердца обоих молодых людей. Минут пять спустя они открыли глаза и переглянулись молча.

- Посмотри, - сказал вдруг Аркадий, - сухой кленовый лист оторвался и падает на землю; его движения совершенно сходны с полетом бабочки. Не странно ли? Самое печальное и мертвое - сходно с самым веселым и живым.

- О друг мой, Аркадий Николаич! - воскликнул Базаров, - об одном прошу тебя: не говори красиво.

- Я говорю, как умею... Да и наконец, это деспотизм. Мне не шла мысль в голову; отчего ее не высказать?

- Так; но почему же и мне не высказать своей мысли? Я нахожу, что говорить красиво - неприлично.

- Что же прилично? Ругаться?

- Э-э! да ты, я вижу, точно, намерен пойти по стопам дядюшки. Как бы этот идиот порадовался, если б услышал тебя!

- Как ты назвал Павла Петровича?

- Я его назвал, как следует, - идиотом.

- Это, однако, нестерпимо! - воскликнул Аркадий.

- Ага! родственное чувство заговорило, - спокойно промолвил Базаров. - Я заметил: оно очень упорно держится в людях. От всего готов отказаться человек, со всяким предрассудком расстанется; но сознаться, что, например, брат, который чужие платки крадет, вор, - это свыше его сил. Да и в самом деле: мой брат, мой - и не гений... возможно ли это?

- Во мне простое чувство справедливости заговорило, а вовсе не родственное, - возразил запальчиво Аркадий. - Но так как ты этого чувства не понимаешь, у тебя нет этого ощущения , то ты и не можешь судить о нем.

- Другими словами: Аркадий Кирсанов слишком возвышен для моего понимания, - преклоняюсь и умолкаю.

- Полно, пожалуйста, Евгений; мы, наконец, поссоримся.

- Ах, Аркадий! сделай одолжение, поссоримся раз хорошенько - до положения риз, до истребления.

- Но ведь этак, пожалуй, мы кончим тем...

- Что подеремся? - подхватил Базаров. - Что ж? Здесь, на сене, в такой идиллической обстановке, вдали от света и людских взоров - ничего. Но ты со мной не сладишь. Я тебя сейчас схвачу за горло...

Базаров растопырил свои длинные и жесткие пальцы... Аркадий повернулся и приготовился, как бы шутя, сопротивляться... Но лицо его друга показалось ему таким зловещим, такая нешуточная угроза почудилась ему в кривой усмешке его губ, в загоревшихся глазах, что он почувствовал невольную робость...

- А! вот вы куда забрались! - раздался в это мгновение голос Василия Ивановича, и старый штаб-лекарь предстал перед молодыми людьми, облеченный в домоделанный полотняный пиджак и с соломенною, тоже домоделанною, шляпой на голове. - Я вас искал, искал... Но вы отличное выбрали место и прекрасному предаетесь занятию. Лежа на "земле", глядеть в "небо"... Знаете ли - в этом есть какое-то особенное значение!

- Я гляжу в небо только тогда, когда хочу чихнуть, - проворчал Базаров и, обратившись к Аркадию, прибавил вполголоса: - Жаль, что помешал.

- Ну, полно, - шепнул Аркадий и пожал украдкой своему другу руку. - Но никакая дружба долго не выдержит таких столкновений.

- Смотрю я на вас, мои юные собеседники, - говорил между тем Василий Иванович, покачивая головой и опираясь скрещенными руками на какую-то хитро перекрученную палку собственного изделия, с фигурой турка вместо набалдашника, - смотрю и не могу не любоваться. Сколько в вас силы, молодости, самой цветущей, способностей, талантов! Просто... Кастор и Поллукс!130

- Вон куда - в мифологию метнул! - промолвил Базаров. - Сейчас видно, что в свое время сильный был латинист! Ведь ты, помнится, серебряной медали за сочинение удостоился, а?

- Диоскуры, Диоскуры! - повторил Василий Иванович.

- Однако полно, отец, не нежничай.

- В кои-то веки разик можно, - пробормотал старик. - Впрочем, я вас, господа, отыскал не с тем, чтобы говорить вам комплименты; но с тем, чтобы, во-первых, доложить вам, что мы скоро обедать будем; а во-вторых, мне хотелось предварить тебя, Евгений... Ты умный человек, ты знаешь людей, и женщин знаешь, и, следовательно, извинишь... Твоя матушка молебен отслужить хотела по случаю твоего приезда. Ты не воображай, что я зову тебя присутствовать на этом молебне: уж он кончен; но отец Алексей...

- Поп?

- Ну да, священник; он у нас... кушать будет... Я этого не ожидал и даже не советовал... но как-то так вышло... он меня не понял... Ну, и Арина Власьевна... Притом же он у нас очень хороший и рассудительный человек.

- Ведь он моей порции за обедом не съест? - спросил Базаров.

Василий Иванович засмеялся.

- Помилуй, что ты!

- А больше я ничего не требую. Я со всяким человеком готов за стол сесть.

Василий Иванович поправил свою шляпу.

- Я был наперед уверен, - промолвил он, - что ты выше всяких предрассудков. На что вот я - старик, шестьдесят второй год живу, а и я их не имею. (Василий Иванович не смел сознаться, что он сам пожелал молебна... Набожен он был не менее своей жены.) А отцу Алексею очень хотелось с тобой познакомиться. Он тебе понравится, ты увидишь... Он и в карточки не прочь поиграть и даже... но это между нами... трубочку курит.

- Что же? Мы после обеда засядем в ералаш, и я его обыграю.

- Хе-хе-хе, посмотрим! Бабушка надвое сказала.

- А что? Разве стариной тряхнешь? - промолвил с особенным ударением Базаров.

Бронзовые щеки Василия Ивановича смутно покраснели.

- Как тебе не стыдно, Евгений... Что было, то прошло. Ну да, я готов вот перед ними признаться, имел я эту страсть в молодости - точно; да и поплатился же я за нее! Однако, как жарко. Позвольте подсесть к вам. Ведь я не мешаю?

- Нисколько, - ответил Аркадий.

Василий Иванович кряхтя опустился на сено.

- Напоминает мне ваше теперешнее ложе, государи мои, - начал он, - мою военную, бивуачную жизнь, перевязочные пункты, тоже где-нибудь этак возле стога, и то еще слава богу. - Он вздохнул. - Много, много испытал я на своем веку. Вот, например, если позволите, я вам расскажу любопытный эпизод чумы в Бессарабии.

Трудно передать словами, какою перепелкой влетел в комнату молодой прогрессист. Решившись, с свойственною ему назойливостью, поехать в деревню к женщине, которую он едва знал, которая никогда его не приглашала, но у которой, по собранным сведениям, гостили такие умные и близкие ему люди, он все-таки робел до мозга костей и, вместо того чтобы произнести заранее затверженные извинения и ... Далее

Узнав об отъезде Базарова, Павел Петрович пожелал его видеть и пожал ему руку. Но Базаров и тут остался холоден как лед; он понимал, что Павлу Петровичу хотелось повеликодушничать. С Фенечкой ему не удалось проститься: он только переглянулся с нею из окна. Ее лицо показалось ему печальным. "Пропадет, пожалуй! - сказал он про себя... - Ну, выдерется как-нибудь!" Зато Петр расчувствовался ... Далее

135 "по поводу модного в то время вопроса о правах остзейских дворян" . - Большинство дворянства Прибалтийского края (Эстландии, Лифляндии, Курляндии) в вопросе об освобождении крестьян стояло на крайне реакционных позициях. Опасаясь, что освобождение крестьян с землей в русских губерниях вынудит их дать землю прибалтийским крестьянам (освобожденным ранее без земли), остзейские (т. е. ... Далее