Играть в догонялки | ||||||||||||||||||||||
|
Меня же все занимал вопрос: что он собственно хотел сказать своей дочери? Простить ли он ее хотел, или проклясть? Я решил наконец, что простить. Дня через три происходили похороны Мартына Петровича на счет матушки, которая очень огорчилась его смертью и приказала не жалеть издержек. Сама она не поехала в церковь, - потому что не хотела, как она выражалась, видеть тех двух мерзавок и гадкого того жиденка; но послала Квицинского, меня и Житкова, которого, впрочем, с того времени иначе уже не величала, как бабой! Сувенира она на глаза к себе не пускала и долго потом еще гневалась на него, называя его убийцей своего друга. Опала эта была ему весьма чувствительна: он постоянно расхаживал на цыпочках по комнате, соседней с той, где находилась матушка, предавался какой-то тревожной и подлой меланхолии, вздрагивал и шептал: "Чичас!" В церкви и во время процессии Слеткин показался мне снова попавшим "в свою тарелку". Он распоряжался и суетился по-прежнему и жадно наблюдал за тем, чтобы не тратилось лишней копейки, хотя дело не касалось собственно его кармана. Максимка, в новом, тоже моей матушкой пожалованном казакине, выводил на клиросе такие теноровые ноты, что в искренности его преданности покойнику, конечно, уже никто сомневаться не мог! Обе сестры были, как следует, в траурных платьях - но казались более смущенными, чем огорченными, особенно Евлампия. Анна приняла на себя смиренный и постный вид, впрочем, не силилась плакать и все только проводила своей красивой сухой рукой по волоса и щеке. Евлампия все задумывалась. То общее, бесповоротное отчуждение, осуждение, какое я заметил в день смерти Харлова, чудилось мне и теперь на лицах всех бывших в церкви людей, во всех их движениях, в их взглядах, - но еще степеннее и как бы безучастнее. Казалось, все эти люди знали, что грех, в который впало харловское семейство, - тот великий грех поступил теперь в ведение единого праведного Судии и что, следовательно, им уже не для чего было беспокоиться и негодовать. Они усердно молились за душу покойника, которого при жизни особенно не любили, даже боялись. Очень уже круто наступила смерть. - И хоть бы испивал, братец ты мой, - говорил на паперти один мужик другому. - И не пимши да захмелеешь, - отвечал тот. - Каков случай выйдет. - Обидели, - повторил первый мужик решающее слово. - Обидели, - промолвили за ним другие. - А ведь покойный сам вас притеснял? - спросил я одного мужика, в котором я признал харловского крестьянина. - Барин был, известно, - отвечал мужик, - а все-таки... обидели его! - Обидели... - опять послышалось в толпе. У могилы Евлампия стояла тоже словно потерянная. Раздумье ее разбирало... тяжкое раздумье. Я заметил, что с Слеткиным, который несколько раз с ней заговаривал, она обращалась, как бывало с Житковым, и еще хуже. Несколько дней спустя в нашем околотке распространился слух, что Евлампия Мартыновна Харлова навсегда ушла из родительского дома, предоставив сестре и свояку все доставшееся ей имение и взявши только несколько сот рублей... - Откупилась, видно Анна-то! - заметила моя матушка, - только у нас с тобою, - прибавила она, обратившись к Житкову, с которым играла в пикет - он заменил ей Сувенира, - руки неумелые! Житков уныло глянул на свои могучие длани... "Они-то, неумелые!" казалось, думалось ему... Скоро потом мы с матушкой переехали на жительство в Москву - и много минуло лет, прежде чем мне пришлось увидеть обеих дочерей Мартына Петровича. XXX Но я увидал их. С Анной Мартыновной я встретился самым обыкновенным образом. Посетив, после кончины матушки, нашу деревню, в которую я не заезжал больше пятнадцати лет, я получил от посредника приглашение (тогда по все России, с незабытой доселе медленностью, происходило размежевание чересполосицы) - приглашение прибыть для совещания, с прочими владельцами нашей дачи, в имение помещицы вдовы Анны Слеткиной. Известие о несуществовании более на сем свете матушкина "жиденка" с черносливообразными глазами нисколько, признаюсь, меня не опечалило; но мне было интересно взглянуть на его вдову. Она слыла у нас за отличнейшую хозяйку. И точно: ее имение, и усадьба, и самый дом (я невольно взглянул на крышу, она была железная) - все оказалось в превосходном порядке, все было аккуратно, чисто, прибрано, где нужно - выкрашено, хоть бы у немки. Сама Анна Мартыновна, конечно, постарела; но та особенная, сухая и как бы злая прелесть, которая некогда так меня возбуждала, не совсем ее покинула. Одета она была по-деревенскому, но изящно. Она приняла нас не радушно - это слово к ней не шло, - но вежливо и, увидав меня, свидетеля того страшного происшествия, даже бровью не повела. Ни о моей матушке, ни о своем отце, ни о сестре, ни о муже она даже не заикнулась, точно воды в рот набрала. Были у ней две дочери, обе прехорошенькие, стройненькие, с милыми личиками, с веселым и ласковым выражением в черных глазах; был и сын, немножко смахивавший на отца, но тоже мальчик хоть куда! Во время прений между владельцами Анна Мартыновна держалась спокойно, с достоинством, не выказывая ни особенного упорства, ни особенного корыстолюбия. Но никто вернее ее не понимал своих выгод и не умел убедительнее выставлять и защищать свои права; все "подходящие" законы, даже министерские циркуляры были ей хорошо известны; говорила она немного и тихим голосом, но каждое слово попадало в цель. Кончилось тем, что мы на все ее требования изъявили согласие и таких понаделали уступок, что оставалось только удивляться. На возвратном пути иные господа помещики даже самих себя выругали; все кряхтели и покачивали головами. - Экая баба умница! - говорил один. - Продувная шельма! - вмешался другой, менее деликатный владелец, мягко стелет, да жестко спать! - Да и окряга же! - прибавил третий, - рюмка водки и кусочек икры на брата - это что же такое? - Чего от нее ждать? - брякнул вдруг один, до того безмолвный помещик, - кому же не известно, что она мужа своего отравила? К удивлению моему, никто не почел нужным опровергнуть такое ужасное, наверное, ни на чем не основанное обвинение! Это тем более меня удивило, что, несмотря на приведенные мною бранчивые выражения, уважение к Анне Мартыновне чувствовали все, не исключая неделикатного владельца. Посредник, тот даже в пафос впал. - Возведи ее на трон, - воскликнул он, - та же Семирамида или Екатерина Вторая! Повиновение крестьян - образцовое... Воспитание детей - образцовое! Голова! Мозги! Семирамиду и Екатерину в сторону, - но не было сомнения в том, что Анна Мартыновна вела жизнь весьма счастливую. Довольством внутренним и внешним, приятной тишиной душевного и телесного здоровья так и веяло от нее самой, от ее семьи, от всего ее быта. Насколько она заслуживала это счастье... это другой вопрос. Впрочем, подобные вопросы ставятся только в молодости. Все на свете - и хорошее и дурное - дается человеку не по его заслугам, а вследствие каких-то еще неизвестных, но логических законов, на которые я даже указать не берусь, хоть иногда мне кажется, что я смутно чувствую их. XXXI Я осведомился у посредника об Евлампии Мартыновне и узнал, что она как ушла из дому, так и пропала без вести - и, "вероятно, теперь уже давно воспарила в горния".
|
Книги про кулинарию скачать бесплатно | ||||||||||||||||||||||