Скачать фильмы боевики бесплатно | ||||||||||||||||||||||
|
Еще одно его смущало, его сердило: он с любовью, с умилением, с благодарным восторгом думал о Джемме, о жизни с нею вдвоем, о счастии, которое его ожидало в будущем, - и между тем эта странная женщина, эта госпожа Полозова неотступно носилась... нет! не носилась - торчала... так именно, с особым злорадством выразился Санин - торчала перед его глазами, - и не мог он отделаться от ее образа, не мог не слышать ее голоса, не вспоминать ее речей, не мог не ощущать даже того особенного запаха, тонкого, свежего и пронзительного, как запах желтых лилий, которым веяло от ее одежд. Эта барыня явно дурачит его, и так и сяк к нему подъезжает... Зачем это? что ей надо? Неужели же это одна прихоть избалованной, богатой и едва ли не безнравственной женщины ? И этот муж?! Что это за существо? Какие его отношения к ней? И к чему лезут эти вопросы в голову ему, Санину, которому собственно нет никакого дела ни до г-на Полозова, ни до его супруги? Почему не может он прогнать этот неотвязный образ даже тогда, когда обращается всей душою к другому, светлому и ясному, как божий день? Как смеют сквозь те, почти божественные черты - сквозить эти? И они не только сквозят - они ухмыляются дерзостно. Эти серые хищные глаза, эти ямочки на щеках, эти змеевидные косы - да неужели же это все словно прилипло к нему, и он стряхнуть, отбросить прочь все это не в силах, не может? Вздор! вздор! Завтра же это все исчезнет без следа... Но отпустит ли она его завтра? Да... Все эти вопросы он себе ставил, а стало время пододвигаться к трем часам - и надел он черный фрак да, погулявши немного но парку, отправился к Полозовым. Он застал у них в гостиной секретаря посольства из немцев, длинного-длинного, белокурого, с лошадиным профилем и пробором сзади (тогда это было еще внове) и... о чудо! кого еще? Фон Донгофа, того самого офицера, с которым дрался несколько дней тому назад! Он никак не ожидал встретить его именно тут - и невольно смутился, однако раскланялся с ним. - Вы знакомы? - спросила Марья Николаевна, от которой не ускользнуло смущение Санина. - Да... я имел уже честь, - промолвил Донгоф и, наклонившись слегка в сторону Марьи Николаевны, прибавил вполголоса, с улыбкой: - Тот самый... Ваш соотечественник... русский... - Не может быть! - воскликнула она также вполголоса, погрозила ему пальцем и тотчас же стала прощаться - и с ним и с длинным секретарем который, по всем признакам, был смертельно в нее влюблен, ибо даже рот раскрывал всякий раз, когда на нее взглядывал. Донгоф удалился немедленно, с любезной покорностью, как друг дома, который с полуслова понимает, чего от него требуют: секретарь заартачился было, но Дарья Николаевна выпроводила его без всяких церемоний. - Ступайте к вашей владетельной особе, - сказала она ему (тогда в Висбадене проживала некая принчипесса ди Монако, изумительно смахивавшая на плохуло лоретку), что вам сидеть у такой плебейки, как я. - Помилуйте, сударыня, - уверял злополучный секретарь, - привсе принчипессы в мире... Но Марья Николаевна была безжалостна - и секретарь ушел вместе со своим пробором. Марья Николаевна в тот день принарядилась очень к своему "авантажу как говаривали наши бабушки. На ней было шелковое розовое платье глясэ, с рукавами а 1а Еоntanges, и по крупному бриллианту в каждом ухе. Глаза ее блистали не хуже тех бриллиантов: она казалась в духе и в ударе. Она усадила Санина возле себя и начала говорить ему о Париже, куда собиралась ехать через несколько дней, о том, что немцы ей надоели что они глупы, когда умничают, и некстати умны, когда глупят; да вдруг как говорится, в упор - а brule pourpoint - спросила его, правда ли, что он вот с этим самым офицером, который сейчас тут сидел, на днях дрался из-за одной дамы? - Вам это почему известно? - пробормотал изумленный Санин. - Слухом земля полнится, Дмитрий Павлович; но, впрочем, я знаю что вы были правы, тысячу раз правы - и вели себя как рыцарь. Скажите - эта дама была ваша невеста? Санин слегка наморщил брови... - Ну, не буду, не буду, - поспешно проговорила Марья Николаевна. Вам это неприятно, простите меня, не буду, не сердитесь! - Полозов появился из соседней комнаты с листом газеты в руках. - Что ты? или обед готов? - Обед сейчас подают, а ты посмотри-ка, что я в "Северной пчеле" вычитал... Князь Громобой умер. Марья Николаевна подняла голову. - А! царство ему небесное! Он мне каждый год, - обратилась она к Санину, - в феврале, ко дню моего рождения, все комнаты убирал камелиями. Но для этого еще не стоит жить в Петербурге зимой. Что, ему, пожалуй, за семьдесят лет было? - спросила она мужа. - Было. Похороны его в газете описывают. Весь двор присутствовал. Вот и стихи князя Коврижкина по этому случаю. - Ну и чудесно. - Хочешь, прочту? Князь его называет мужем совета. - Нет, не хочу. Какой он был муж совета! Он просто был муж Татьяны Юрьевны. Пойдемте обедать. Живой живое думает. Дмитрий Павлович, вашу руку. Обед был, по-вчерашнему, удивительный и прошел весьма оживленно. Марья Николаевна умела рассказывать... редкий дар в женщине, да еще в русской! Она не стеснялась в выражениях; особенно доставалось от нее соотечественницам. Санину не раз пришлось расхохотаться от иного бойкого и меткого словца. Пуще всего Марья Николаевна не терпела ханжества, фразы и лжи... Она находила ее почти повсюду. Она словно щеголяла и хвасталась той низменной средою, в которой началась ее жизнь; сообщала довольно странные анекдоты о своих родных из времени своего детства; называла себя работницей, не хуже Натальи Кирилловны Нарышкиной. Санину стало очевидным, что она испытала на своем веку гораздо больше, чем многое множество ее сверстниц. А Полозов кушал обдуманно, пил внимательно и только изредка вскидывал то на жену, то на Санина свои белесоватые, с виду слепые, в сущности очень зрячие глаза. - Какой ты у меня умница!- воскликнула Марья Николаевна, обратившись к нему, - как ты все мои комиссии во Франкфурте исполнил! Поцеловала бы я тебя в лобик, да ты у меня за этим не гоняешься. - Не гоняюсь, - отвечал Морозов и взрезал ананас серебряным ножом. Марья Николаевна посмотрела на него и постучала пальцами по столу. - Так идет ваше пари? - промолвила она значительно. - Идет. - Ладно. Ты проиграешь. Полозов выставил подбородок вперед. - Ну, на этот раз, как ты на себя ни надейся, Марья Николаевна, а я полагаю, что проиграешь-то ты. - О чем пари? Можно узнать? - спросил Санин. - Нет... нельзя теперь, - ответила Марья Николаевна - и засмеялась. Пробило семь часов. Кельнер доложил, что карета готова. Полозов проводил жену и тотчас же поплелся назад к своему креслу. - Смотри же! Не забудь письма к управляющему! - крякнула ему Марья Николаевна из передней. - Напишу, не беспокойся. Я человек аккуратный. ХXХIXВ 1840 году театр в Висбадене был и по наружности плох, а труппа его, по фразистой и мизерной посредственности, по старательной и пошлой рутине, ни на волос не возвышалась над тем уровнем, который до сих пор можно считать нормальным для всех германских театров и совершенство которого в последнее время представляла труппа в Карлсруэ, под "знаменитым" управлением г-на Девриента. Позади ложи, взятой для "ее светлости г-жи фон Полозов" (бог ведает, как умудрился кельнер ее достать - не подкупил же он штадт-директора в самом деле!) - позади этой ложи находилась небольшая комнатка, обставленная диванчиками; прежде чем войти в нее, Марья Николаевна попросила Санина поднять ширмочки, отделявшие ложу от театра.
|
Книги русских класиков. Толстой. | ||||||||||||||||||||||